style="font-size:15px;"> Последний из царствующих дома Романовых – Николай II, пытался укрепить этот фундамент, но тем же материалом. А окружавшие его министры, особенно хорошо известный вам Столыпин, больной бездуховностью, убедил его добавить народной крови в эту смесь. Ваше обращение к ним с предупреждением о том, что насилие власти приведет к революционному взрыву насилуемого народа, и что это противоречит истинной сути Христианства, не дошли до осознания властвующих. Хотя это могло быть единственным спасением от разрушительной бойни в России, что началось в 1905 году, продолжилось в 1917 году и закончилось гражданской войной.
Осмысливая причины приближающейся революции в России, Вы анализировали причины всех революций в Европе, и особенно причины Французской революции. Сами же французские мыслители, говоря о причинах революции во Франции, делали вывод о том, что революция – это закономерный конец долготерпения насилия власти и нищеты. Что восстание столь же оправдано, как болезнь, тоже представляющая собой последний резерв, данный нам природой. «Но, кто и когда сказал, что человек обязан болеть?» – подчеркивал Антуан де Ривароль.
Л. Толстой. Я также приходил к выводу о том, что все революции были большее и большее осуществление вечного, единого, всемирного закона людей. И, читая историю Французской революции, согласен с тем, что основы революции, несомненно, были верны. Ошибка была только в том, что провозглашенные принципы предполагалось осуществить так же, как и прежние злоупотребления: насилием.
Влекомый истиной. Очевидно поэтому Вы призывали царскую власть и революционеров к ненасильственным действиям?
Л. Толстой. Дело, предстоящее русскому народу, было в том, чтобы развязать грех власти, который дошел до него. А развязать грех власти можно только тем, чтобы перестать участвовать во власти и не повиноваться ей.
Русская революция должна была разрушить существующий порядок вещей, но не насилием, а пассивно, неповиновением. В такое время борьбы нужно было: первое: воздержаться от того, чтобы помогать той или другой стороне; второе: отыскать средство примирения.
Влекомый истиной. С чего бы могло начаться это примирение?
Л. Толстой. Думал о том, что необходимо было делать правительству, и стало совершенно ясно, что главное – прекратить все репрессии, согласиться на все требования, и не для того, чтобы стало лучше (хуже не будет и очень может быть, что станет лучше), но для того, чтобы не участвовать в зле, не быть в необходимости сдерживать, карать. А для того, чтобы заменить отживший порядок другим, надо выставить идеал высший, общий и доступный всему народу, а не те карательные злодейства, которые начались против народа.
Влекомый истиной. Очевидно, что к этому могло подвинуть власть только осознание своей духовной сути. Катализатором же просветления разума у враждующих сторон, по своему предназначению, могла бы стать Русская православная церковь. Но этого, как показали свершившиеся
