«Чужое не тронь». Кругом камеры наблюдения, стукачи и слухачи. Словом, ТООша!
– Ну, не в поле же у нас такой технопрогресс, блин, – подошел к нему прикуривающий сигаретку Паша. – И даже, как ты сказал, наша ТООша для прихватки может быть хоро-о-оша. Смекаешь, дядя?
Мотоциклист неспешно заглушил движок, чтоб не тарахтел попусту. Покряхтывая, встал и, поручковавшись с водителем, хитровато и всё в той же эзоповской манере ответил:
– А для всякой затеи хоро-о-ошей нужны и добрые гро-о-оши.
– Да я с тебя много не возьму, не зря ж столько лет были соседями… Хочешь, могу и забросить к ночи кузовок.
Тот как-то замялся от столь неожиданного предложения, точно впервые смущённая парнем девица. Молча поправил опять спавший на лоб чуб и ударил ногой по стартеру мотоцикла.
– Не парься, дядя, всё пучком, – словно утопил в его рокоте свою шоферскую гарантию рыжеволосый Паша.
Улыбнулись друг другу, и каждый уехал в своём направлении.
День сгорел с возвращением на подворья разноголосия домашней скотины. Порадовавшее крестьян солнце ровно раскаленной сковородой закатилось за темный, с маленькими просветами горизонт. И очень скоро он как будто превратился в Ленькину рабочую шляпу, которая наползла и закрыла собой ещё недавно голубеющее небо. Эти сполна вобравшие в себя земное испарение тучи грозили уже вот-вот обернуться чуть ли не ливнем, таким сейчас лишним для работающих в поле людей. И словно сама природа прислушалась к их мольбам – дождь так и не пошел. Однако небо по-прежнему оставалось закрытым, создавая ощущение пришедшей небывало темной ночи.
«Ну и хорошо, споткнись твоя телега, хоть сегодня высплюсь… Не могу, когда звездатое небо в окошки заглядывает», – подумал уставший от домашних хлопот Леонид. Переоделся во всё чистое, поужинал и благостно разлёгся на своём любимом, подаренном ещё на свадьбу, тридцатилетней давности диване. едва прикрыл глаза с воспоминанием наиболее приятных эпизодов этого события, как за окном послышались тормозной визг и глухой лязг железа. Он повернулся на бок, но тут как-то неуверенно гавкнула пару раз собака. Перевернулся на другой. Всё затихло. А когда мощный пучок света ударил сквозь окно по стене комнаты, пёс залаял уже протяжнее и чаще. «Ну, споткнись твоя телега!» – мысленно ругнулся хозяин и вышел во двор.
– Чё ты тут разбранился, Граф? – подошел он к старому, но смекалистой породы псу. – Опять на кошечку зубы точишь… Сколь же раз говорить тебе, чё любить её надо, маленькую, прощать по-графски ёные проказы.
«Поглядел бы я на твои прощения жене, когда та прям когтями в зенки лезет», – подумал тот и уже более сердитым голосом залаял в сторону едва различимых в темноте ворот.
– Да не обижайся ты, мы ж с тобой мужики, – освобождая пса от дневной цепи, буркнул хозяин.
Граф радостно взвизгнул и, настороженно выпрямив высокие черные
