Тоже мне, интеллигенция! Сраные соглашатели!» А вслух сказал:
– Завтра же принесут… эти ваши чёртовы пастухи! Как прижучит их всех милиция! И прощения еще попросят за то, что коров своих под палаткой пасут!
– Милиция нас всех отсюда попросит! Нас с вами! Не смотрите, что на съезде к озеру «кирпича» нет. Не поставили потому только, что дорога – через деревню… и что местные скот свой пасут. Да лесник хороший, не прогнал. Стихи пишет, прямо Якуб Колас, племянник Мядельского ксендза… А Вереньковский председатель давно хочет здесь поле перепахать…
«И пусть пашет! В шею вас всех… – подумал в кротком Олеге Николаевиче обиженный на весь свет рыбак-любитель. – Поделом! – и про себя окончательно решил: Тотчас же еду! Завтракать не буду даже… Кого их там после обеда отыщешь? Суббота завтра!» – и, сощурившись, посмотрел на солнце, обещавшее жаркий день.
– Не ездили бы… – угадал его мысли Сан Саныч.
– И вправду, папа… – попробовал урезонить Вадик, спускавшийся по тропинке с полотенцем через плечо, мылом и зубной щёткой в руках. – Не звал бы ты сюда милиционеров…
– Да я самого дьявола позову! Вывести на чистую воду наглецов!..
И тут кто-то хихикнул и словно потер руки, довольно сказав: «Ага!»
Вадик с Сан Санычем в недоумении посмотрели друг на друга, а потом на Живулькина. Но тот не раскрывал рта, зло поджав губы, а руки его были подняты вверх и, сжатые в кулаки, угрожающе сотрясали воздух.
Вадик покачал головой.
– Ты завтра на своё Чудское укатишь, а людям ведь здесь стоять!
– Да кто их отсюдова прогонять станет? – раскричался истерически Олег Николаич, самому себе, однако, не веря, и демагогическом тоном продолжал. – Как это так – прогонят!? Право на отдых и конституция…
Но подошедший Вадик взял его за руку и сказал:
– А так. Как нас с тобой, папа, с Нарочи когда-то прогнали… А потом с Мяделя и со Швакшт в прошлом году… Не помнишь разве?
– Ну, конечно же, – грустно улыбнулся Сан Саныч. – Ваш сын совершенно прав. Отыщем мы ваши удочки. Пошлем Шурочку…
– К дьяволу вашу Шурочку!
И тут кто-то захихикал во второй раз. На этот раз услыхал и Живулькин и понял это по-своему. Он оглядел заросли у воды – конечно, там никого не могло быть. Лицо Живулькина побагровело.
– Ещё смеетесь! Мать ва… – заорал было он, но тут же осёкся, увидав вдали толстенького рыжего мальчика в спортивном костюме. Тот медленным шагом спускался к озеру от своей палатки, сонно протирая глаза. Все знали, что один глаз у него был карий, другой – зелёный.
– Ты встал, Додик? – удивился профессор, потому что его дети просыпались здесь, как правило, лишь к обеду. – А Фима спит?
– Никто не спит. Разве можно спать? – сказал он, сонно протирая глаза. – Так кричите… Украли что-нибудь? Да, пап?… У кого?.. И куда вы посылаете Сашку? – добавил он как-то с ревностью, не дождавшись ни от кого ответа.
Олег
