двойной короны, и даже парик он сбросил себе под ноги. Вид у него был страшный. Он долго стоял над телом Мериптаха. Молча. Склонив голову. Вместе с ним были еще несколько важных гиксосов в тиарах, Тнефахт…
– А Бакенсети?
– Его не было, я сам очень удивился. С сыном такое несчастье, а отец неведомо где.
– Чем ты напоил мальчика?
– Это обычный бальзам для временного прекращения жизни. Проверенная вещь. Много раз. Сердце начинает биться медленно, члены тела холодеют, глаза кажутся мутными. Я хотел, чтобы он выпил несколько глотков, но его сотрясало от моих слов и он проглотил больше, чем половину баклажки.
– От этого можно умереть?
– Нет-нет, просто прекращение жизни будет более длительным.
Аменемхет поморщился:
– Значит, Апоп считает, что мальчик спит?
– Нет-нет, он уверен, что Мериптах мертв. Я не успел рассказать. Когда он так стоял над телом, принесли двух змей. Слышно мне было плохо, но я понял, что змей поймали в амбаре. Я думаю, Тнефахт, эта преданная Бакенсети жирная гиена, засунул их туда по приказу хозяина. Они хотели убить мальчика, чтобы он не достался Апопу.
– Отец убивает сына, чтобы не отдавать его… – Аменемхет закрыл глаза и медленно вздохнул. – Значит, мальчик мертв?
– Нет-нет, – затараторил Ти, – я сейчас расскажу. Апоп еще постоял в задумчивости. Велел разорвать кобр на части, кровь хлестнула по сторонам на двадцать локтей. Потом отдал еще один приказ. Я плохо его слышал, толпа страшно шумела за стенами, как будто дворец был в осаде и вот-вот начнется штурм. Но я скоро понял, в чем дело. Азиаты полностью оцепили дворец. Заперли все ворота, встали у всех тайных проходов и лазов, никакой возможности ни для кого ни войти, ни выйти. Всю прислугу, всю-всю: и Тнефахта, и Хуфхора, и гардеробщиц госпожи Аа-мес, и флейтисток, и кузнецов, и поваров, всех ливийцев, всех детей и плясуний – всех согнали в один изолированный двор, что расположен между «Домом женщин» и садом. Я решил больше не прятаться, потому что, если бы нашли, стали бы пытать. Я сидел на земле среди слуг и ждал, что будет дальше и что будет со мной. Первым увели Тнефахта. Он выглядел ужасно, был весь черный, как от горя, ноги слушались его плохо. Два азиата поддерживали его под руки. Его увели, а все остальные продолжали ждать. На жаре, в пыли.
Ти выпил еще молока, жадно, как бы показывая, как там было жарко.
– Потом пришел Тнефахт. Он по-прежнему выглядел плохо, но уже ходил сам и мог говорить. Он сказал, что сейчас каждого из тех, кто собран тут во дворе, будут по одному выводить из этого двора и каждый сможет сам поговорить с фараоном.
– Что? – спросил Аменемхет.
– Да-да, Апоп решил говорить с каждым. Всех будут по одному вводить в его покой, где он восседает, так сказал Толстяк.
– Зачем?
Ти развел свои полторы руки:
– Я не успел выяснить, потому что не дождался своей очереди. Через распахнутые ворота за спиной у Тнефахта
