чтобы прибыл в Чехию и присоединился к нам, чтобы предать. Но ты остался шпионом. Правда, нашим, но какая в этом в конце концов разница. Остаешься шпиком. А такая уж, курва, шпионская судьба, таков шпионский жребий и блядская участь шпионского ремесла: когда-нибудь попадешься, и когда-нибудь тебя перевербуют. В такой профессии это вещь нормальная. Похитили девку, в которую ты втюрился. И шантажируют. А ты поддаешься шантажу.
– Уж больно быстро ты делаешь выводы. И дальше будет в таком темпе? Приговора мне тоже не придется долго ждать? И казни?
– Это ты слишком быстро делаешь выводы. Исключительно быстро. Время делать привал, смеркается. Эй, люди! Становимся здесь, у леса. Спешиться!
Раздуваемый ветром огонь гудел и трещал, пламя стреляло высоко вверх, искры летели над верхушками елей. Лес шумел.
Моравцы, осушив пузатую бутыль сливянки, по очереди укладывались спать, заворачиваясь в широкие плащи и тулупы. Больной, которого уложили невдалеке, стонал, кашлял и сплевывал. Урбан Горн палкой переворачивал и, поправляя поленья в костре, зевал. Рейневану больше хотелось есть, чем спать. Он жевал овечий сыр, лишь слегка запеченный над огнем.
Больной захлебнулся очередным спазмом кашля.
– Ты бы не занялся им? – махнул головой Горн. – Ты никак медик. Следовало бы помочь пациенту.
– У меня нет лекарств. Может мне использовать магию? В присутствие чашников? Для них чернокнижник – это peccatum…
– …mortalium,[58] я знаю. Но, может, что-то натуральное? какое-то зелье, травы?
– В феврале? Хорошо, если здесь есть верба, утром приготовлю отвар из коры. Но он поправляется. Горячка явно спала, и пот его уже так не прошибает. Слышишь, Горн?
– Что?
– У меня складывается впечатление, что ты о нем печешься.
– Правда?
– У меня создается впечатление, что при обмене пленными дело было в нем. Больше, чем во мне.
– Правда?
– Кто это?
– кто-то.
Рейневан задрал голову, долго смотрел на Большую Медведицу, которую то и дело заслоняли плывшие по небу тучи.
– Понимаю, – сказал он наконец. – Я под подозрением. Такому секретов не раскрывают. Что с того, что подозрения надуманные и недоказанные. Не раскрывают – и все.
– Не раскрывают – и все, – подтвердил Горн. – Иди спать, Рейнмар. Впереди долгая дорога. Долгая и далекая.
«Дорога долгая и далекая, – мысленно повторил он, глядя на звезды сквозь ветки, которые качал ветер. – Так он сказал. Думал, что я не пойму насмешки и двузначности? Или может совсем наоборот: подсказывал?
Отсюда до Праги будет точно миль сорок, самое малое десять дней езды. Дорога действительно далекая. И ведет просто в лапы Богуслава Неплаха, по прозвищу Флютик, шефа разведки Табора. Флютика нелегко будет переубедить, сделать так, чтобы поверил,
смертный грех (
