даже думала провернуть такую штуку. Придумать повод, да и постучаться к нему в его холостяцкую нору. Вот только повода она никак не могла найти. Подруга Сашка усмехнулась, и сказала:
– Вот тоже мне проблема! Иди и попроси его дырку в стенке просверлить! А потом, когда он просверлит, ты ему кофе предложи, ну, в знак благодарности. Не деньги же давать соседу!
Дырку в стенке – это круто! Правда, все дырки в стенках у Марины давным-давно просверлены: сынок-то хоть и оболтус, но руки у него в том месте, в каком надо, и маманину квартирку он до ума давно довел. Правда, можно бы прикупить какую-нибудь картинку на стенку, и под нее провертеть дырочку, но…
Но как-то все это было не так. А ну, как окажется этот Михал Иваныч букой милицейским, у которого кроме протоколов в голове ничего нет? Или не умеет он совсем дырки в стенках вертеть? Или просто спросит, какого рожна она к нему-то приперлась? Что тогда говорить? Нет. Все это не катило. Искусственно как-то было. И страшно. А ну как сорвется? Второй раз она уж точно не посмеет к нему обратиться ни с чем, даже если ей будет нужен его совет, как специалиста из правоохранительных органов. Нет, надо сочинить что-то более симпатичное. А что – она так и не могла придумать.
А в день отъезда в Крым ей в голову пришла совершенно шальная мысль – написать ему письмо и бросить в почтовый ящик, что она и сделала.
«Если бы я была мужчиной, а вы – женщиной, то я давно бы с вами познакомилась. Но поскольку все наоборот, то мне приходится, как в XIX веке, краснея и бледнея, высунув кончик языка, гусиным пером царапать бумагу, выписывая старые пушкинские строчки: „Я к вам пишу, чего же боле…“ И если мне удалось вас заинтересовать – звоните».
И номер телефона мобильного своего тоже написала. Потом выдрала листок из тетрадки, свернула вдвое, и, уходя из дома, воровато опустила его в ящик. Щеки у нее пылали, как у тургеневской барышни, а кровь стучала в голове. Было страшно и стыдно, как будто что-то украла. Но она решила так: получит Мишаня письмо, прочитает. Наверняка заинтересуется, и, скорее всего, позвонит. И тогда по тону, по разговору она поймет, стоит ли ей раскрываться. Не услышит в голосе приветливости и заинтересованности, так можно и не рассекречиваться. А если эта милицейская душа как-то узнает, кому номер телефона принадлежит, так можно в дурочку сыграть, мол, подшутил кто-то. «Я?!! Что вы! Как я могу?!!» В общем, есть варианты отступления.
И так, долгие проводы – лишние слезы. Маме – поцелуй, ребенку – второй. До свидания, родные! До скорого!
– Не заблудись там! – чуть не плача, пропищала напоследок мама.
– Не заблудится! Она ж с навигатором! – слишком бодро возразил сынок, и за этой его показной бодростью Марина уловила, что детеныш переживает за свою «маман», и испытывает чувство неудобства за то, что так прокатил ее с компанией.
Марина на него глянула строго. Хорошо было б уши ему надрать за то, что
