представления о таинственных, укутанных в чадру женщинах из гаремов с мраморными фонтанами и коварными евнухами, которые после некоторого хирургического вмешательства обретали при азиатских дворах значимую, но не до конца понятную роль. Он вдруг почувствовал непреодолимое желание обнять этого ребенка, случайно забредшего в Берлин из сказок «Тысячи и одной ночи», его колено осторожно коснулось под столом ее узкого бедра. Дитя Азии сердито взглянула на него и сказала:
– Если вы будете приставать ко мне, я раскрою рот, скажу «а-а» и стану вашей пациенткой. Тогда вам, по законам врачебной этики, придется держать себя в руках.
Дитя, очевидно, было уже далеко не ребенком или же очень умным ребенком. Хаса залпом опустошил свою кружку.
– Я австриец, – с некоторой заносчивостью сообщил он. – Вы слышали про Вену?
Упоминание об имперском городе не произвело на Азиадэ ожидаемого впечатления. Она отправила в рот последний кусочек мяса, с грустью посмотрела на пустую тарелку, и уголки ее губ пренебрежительно опустились.
– А вы слышали про Кара-Мустафу? Того, что при Сулеймане Великолепном осадил Вену? Так вот, он был моим предком. Если бы он одержал победу, я, может быть, назначила бы вас своим личным врачом.
По совести говоря, все это не совсем соответствовало действительности. Суровый Кара-Мустафа не происходил из рода Анбари, однако на венца это нахальное заявление Азиадэ произвело должное впечатление.
– Премного благодарен, принцесса! – галантно сказал он. – Вы позволите мне называть вас принцессой?
– Нет, не называйте меня принцессой, – ответила девушка.
Ей вдруг стало очень грустно, потому что она вспомнила о принце Абдуле Кериме, которого никогда не видела, но который должен был стать ее мужем. Абдул Керим эмигрировал в Америку, и больше никто о нем ничего не слышал. Может, он даже стал официантом.
Доктор Хаса заметил перемену в настроении девушки. Он направился к буфету и принес ей пирожное со сливочным кремом, обильно политое шоколадной глазурью. Азиадэ снисходительно посмотрела на него и съела пирожное, слизнув кончиком языка белую липкую массу, приставшую к ее губам.
– Я житель Вены, – многозначительно повторил Хаса. Его задело, что в первый раз это сообщение оставило девушку равнодушной. – Я изучал медицину в Вене и для дальнейшего совершенствования по одному семестру прослушал курсы в Париже и Лондоне. В Берлине я до конца этого семестра, потом собираюсь открыть в Вене частную практику.
Это тоже не вполне соответствовало истине, но Хаса так долго и тщательно прятал правду в самых глубоких уголках души, что теперь не было никакого смысла вдруг извлекать ее на свет божий. Действительно, ради чего дипломированный венский врач разъезжает по миру и дает гастрольные спектакли в различных клиниках? Впрочем, если бы Азиадэ и спросила об этом, то услышала бы рассказ о жажде знаний и обширности научных интересов доктора Хасы. Может быть, он даже поведал бы ей, что приехал в Берлин изучить
