с боков головы которого, от лба до затылка, тянулась узкая полоса коротких, торчащих ёжиком волос. – Мы вот как раз собираемся.
Глеб был лёгок на подъём.
– Пошли, – застёгивая куртку, только и сказал он в ответ.
Они вышли на улицу втроём: Глеб, Ирокез и Серёга – тщедушный на вид парнишка с мрачноватым, неприветливым взглядом глубоко посаженных карих глаз. Серёгу до этого дня Глеб не знал вовсе, а про Ирокеза был немало наслышан от одного партийца, ездившего прошлой осенью в Москву.
– С самого начала шествия затесался в нашу колонну один здоровенный панк и давай орать громче всех, – поведал он тогда Глебу свои впечатления. – Сам бритый, только ирокез красный над головой торчит, да лоскуты драной тельняшки булавками сколоты. «Откуда? – спрашиваем. – Из какой организации?» А он угорает в ответ: «Из Русской Коммунистической Национал-Анархистской партии Советского Союза. Слыхал про такую?» Ну, теперь уже мы угораем: вот так партия! Да где ж такая есть? «Я сам себе партия, – отвечает. – Захотел – и создал». Я поначалу подумал – чокнутый какой-то, а потом разговорились, так ничего оказался парень, вполне адекватный. Сказал, что из Ростовской области, из города Шахты. И «Лимонку» читал, и Лимонова, и вообще в политике шарит прилично.
Именно после того шествия Ирокез, считавший себя ранее анархистом, и прибился к партии, перебравшись вскоре жить в «бункер».
Парнем он оказался бойким и говорливым, охотно рассказывал по дороге на вокзал обо всех последних новостях: об отвязных акциях и милицейских разгонах, о подготовке к выборам и вызовах в прокуратуру на допрос, о продаже газеты и перепалках с зеваками во время пикетов.
Многое из этого Глеб уже знал, поскольку партийная молва зачастую работала быстрее всякого телеграфа, мгновенно разнося вести из столицы по региональным отделениям или «регионалкам», как их называли москвичи. Часто в пути они сильно искажались и перевирались, доходя до провинции уже обросшими совершенно невероятными, фантастическими выдумками.
Так, например, от старших товарищей Глеб много был наслышан о том, как лет пять назад по всей партии упорно гулял слух, будто на квартире у неистового, харизматичного петербургского «гауляйтера», чья фотография тогда не раз горделиво украшала страницы «Лимонки», стоит настоящая дыба, вся в запёкшейся человеческой крови, на которой регулярно подвергаются истязаниям предатели и враги. Ещё поговаривали (это уже было на памяти Глеба), что боевитая ячейка в Чебоксарах буквально со свету сживала начальника местного отделения «Роспечати», которому в отместку за отказ распространять «Лимонку» через сеть косков несколько раз заклеивали её номерами дверь в квартиру. А ещё…
Короче, уж что-что, а красиво присочинить партийцы умели всегда. И, странное дело, подобные легенды влекли в партию людей не меньше, чем скандальные телесюжеты об акциях или их газета «прямого действия», вызывая горячее желание поскорее прибиться к славной «банде штурмовиков».
Однако более всех подобных историй Глеб
