чтобы начал ее учить. Через три месяца будет тебя понимать. Конечно, в самых простых делах.
– Так как же ее зовут?
Марыся согласна, потому что кормилица ей нравится.
– Альпана.
Когда мужчина это произносит, индуска улыбается, кивая головой.
– Хорошо, пусть будет Альпина, я очень люблю этот шоколад. С сегодняшнего дня ты будешь Альпиной! – кричит Марыся, указывая пальцем на молодую женщину. – Ты – Альпина!
Хамид подает кормилице хнычущего ребенка и вздыхает с облегчением.
– Сейчас у тебя будет больше времени для себя, в конце концов, отдохнешь, – он доволен.
– И больше времени для меня… – добавляет он.
– Да, ты прав, насовсем я не отдам ей малютку. Это моя доченька.
– Никто у тебя ее не забирает.
– И хорошо, а то у меня в семье мамы все слегка сошли с ума на пункте потерянных или отнятых детей.
Марыся поправляет подушки и глубоко над чем-то задумывается.
– Пожалуй, уже пора рассказать тебе немного о трагической связи моей мамы и отца-ливийца. Узнаешь пару щекотливых подробностей. Но ты взрослый парень, как-то переживешь, но не комментируй, прошу тебя. Для меня это очень стыдно. Неприятные и ранящие события, о которых я скорее хотела бы забыть, чем разговаривать о них и спорить.
Марыся опускает глаза и смотрит на цветное покрывало.
– Однако дело зашло слишком далеко, на что, конечно, повлияли недавние переживания матери во время ливийской революции. Вся семья должна собраться с силами, чтобы помочь бедной женщине выйти из тупика и сохранить здравый смысл. А без информации о ее злоключениях ты вообще не поймешь, о чем речь.
– Ты ни словом не упоминала о твоих с Доротой несчастьях в Ливии, – с упреком шепчет муж. – Я не настаивал и ждал, пока ты сама захочешь рассказать. Ведь что-то там, наверное, приключилось за долгих полгода?
– Ты не должен перебивать, а делаешь это, хотя я даже не начала! – кричит Марыся на высоких нотах. – К тому же, я хотела говорить о моей матери, а не о себе! Это не я почти впала в безумие! – взрывается она.
Хамид не знает, что делать, в таком состоянии он свою жену еще не видел.
– Причина невроза Дороты кроется не в этой последней паре месяцев, а во всей ее тяжелой жизни. – Дочь грустно вздыхает. – На рассказы о последних испытаниях будет еще время, хорошо? – говорит она уже спокойнее, стараясь совладать с собой.
Марыся поправляет пряди волос, потирает лоб дрожащей рукой и наконец смотрит прямо в глаза любящему мужу.
– Хорошо, – отвечает мужчина, сидя неподвижно в кресле.
«Я должен подождать, должен дать время своей необычной, таинственной женщине, остается только довериться. Она ведь никогда не давала повода для недоверия! У каждого есть какие-нибудь маленькие тайны», – предполагает он, думая о своих секретах, но приходит к выводу, что не все они такие уж маленькие и пустые.
«Что ж, жизнь поставит
