очнувшийся от воспоминаний.
– Иди в дом, тебя там встретят…
– Услышал! Неужели Он меня услышал? Нет, не может этого быть! – примерно так, всю дорогу до входа в особняк бормотал себе под нос Алексей.
Фома, сосед по школьной парте, все годы учебы в школе списывающий у Грошева Алешки контрольные и домашние задания, двоечник Фома, а сейчас самый крупный местный олигарх, встретил его в столовой. Он уже сидел за столом, где были выставлены, правда, чуть поодаль, и тарелки с закусками для школьного друга.
Фоме, как и Алексею, только год назад исполнилось сорок. Крепкий, спортивный, чуть выше среднего роста, красавец с посеребренными висками, можно даже сказать, местный царевич из народной сказки, молча смотрел на Алексея.
Того уже раздели и даже обыскали еще при входе. Но лучше бы не раздевали, так как под драной курткой была лишь одна грязная рубашка. Показали, где вымыть руки, и привели в столовую.
– Здравствуй, Алексей, и садись к столу, – сказал Фома и рукой показал место.
– Да я не затем, я не пью уже вторую неделю.
– Тебе никто и не предлагает здесь пить! Но с едой-то ты, надеюсь, еще не завязал?
– С едой – нет, не завязал, – ответил школьный друг и, не справившись с собой более от знакомых запахов, что витали вокруг стола, проглотил слюну…
– Садись, я по два раза не приглашаю! Сколько и для чего тебе нужны деньги?
– Я не за деньгами пришел… Я к ней!…Сон тут на днях мне приснился. Вся жизнь после того сна вверх дном пошла… Стоит она у меня перед глазами и даже спать не могу, так боюсь, что потеряю ее во сне…
– У тебя с головой все в порядке?
– Пока не жаловался.
– Оставьте нас одних, ребята. Пожалуйста… – обратился Фома к людям, что заполняли столовую – Все, пожалуйста, я сам позову, когда надо будет.
Потом он встал, взял свой стул и подсел к Алешке. Сел напротив и внимательно посмотрел ему в глаза.
– Радость ты моя, что же ты себя до такого скотского состояния-то довел?
– А так думаю, что все, да и сама жизнь моя под гору покатилась с того момента, как я тебе ее продал…
– Прошлого назад не вернуть. В чем-то еще можно покаяться. А о чем-то лучше сразу же и забыть…
– Ты же сам знаешь, я двадцать лет даже не вспоминал… А сейчас сердце из груди рвется, так мне больно…
– Ты выпей, не стесняйся…
– И вправду не могу. Поверишь ли, хочу… – он уже говорит, да чуть не плачет. – Даже рюмку в руки беру, а выпить никак не получается, то кто-то заденет, то сам расплескал… Не получается, и все.
Тогда Фома взял в руки бутылку и стал наливать водку в Лешкину рюмку. Не успел долить и половины, как тонкое стекло треснуло, и вся водка оказалась на белоснежной скатерти…
«Грош», видя, как тонкое полотно впитывает дорогущий напиток, замер.
– Чудны дела Твои, Господи! – сказал Фома и добавил. – А тебе и не поверил. Знать бы, к чему все
