Как следствие, в ситуации множественности видов формальных источников права, связанной с наличием у различных органов публичной политической власти собственной правотворческой компетенции в правопорядках западноевропейских стран в ситуации взаимного перекрывания сферы действия данных источников политико-юридическая мысль рано или поздно должна была обратиться к проблематике идеи главенства того или иного источника права. Поэтому следует согласиться с мнением А. М. Михайлова, что важным условием для обращения европейской политико-правовой мысли к исследованию иерархии в праве в аспекте ее внешней формы, по всей видимости, послужило формирование собственной правотворческой компетенции у различных органов государства континентальной Европы[62].
Парадоксально, но еще одним важным фактором появления идеи иерархического соотношения источников права в государстве континентальной Европы следует признать концепцию суверена как носителя верховной публичной власти в политически организованном обществе, а также верховенства суверена (в т. ч. народа) в социальном регулировании политически организованного общества. Тем самым обусловливается установление иерархического приоритета правовых норм, исходящих от государства, над всеми иными социальными нормами, претендующими на общеобязательность. Проще говоря, право, исходящее от государства, опираясь на идею иерархичности, объявляло и обосновывало свое верховенство перед цеховыми, городскими, церковными и другими правилами, также претендующими на то, чтобы регулировать поведение людей.
Немаловажную роль сыграл и рационализм, присущий «духу Просвещения»[63], предполагавший возможность конструирования общества как «мегамашины» при помощи основанных на познанных человеческим разумом закономерностях социального устройства, в которых главенствующая роль в нормативном регулировании (как форме социальной инженерии) отводилась праву, выраженному в рациональных и упорядоченных командах суверена, облаченных в форму общих и индивидуальных правовых актов. Отсюда, по-видимому, и рост кодификационных работ в странах просвещенного абсолютизма[64].
Таким образом, «духу Просвещения» как «стилю мышления», аналитическому позитивизму как правовой теории, появлению централизованных национальных государств, претендующих на монопольное правовое регулирование общественной жизни, как социокультурному феномену и дифференциации правотворческой компетенции различных государственных органов, мы обязаны тем, что угол зрения в исследовании проблем иерархии в праве сместился в континентальной правовой традиции в сторону внешней формы права и, надо заметить, преобладает в ней до сих пор[65].
Дискуссионным является вопрос об универсальности иерархического строения права. Так, как полагает Ж.-Л. Бержель, «по всей видимости, несмотря на все структурное разнообразие различных правовых систем, всегда существует иерархия содержащихся
