нет дома? Перед ним-то я отчитываться не собиралась, его можно было просто поставить перед фактом. Все эти мысли тоскливо пронеслись в моей голове за несколько секунд, прежде чем я произнесла:
– Я имела в виду – переехать. Жить.
– Жить? – У мамы сделался обескураженный вид, будто я ни с того ни с сего перешла на китайский.
В сторону отчима я не смотрела – не повернула голову, даже когда он с напускной строгостью спросил:
– С кем это ты собралась жить?
«Тоже мне суровый отец. И с воспитанием уже проехали, папочка», – так и сидело у меня на языке, но как раз для дискуссий момент был явно неподходящий. Моей главной задачей было максимально твердо обозначить свою позицию. Мысленно я уже распаковывала чемоданы в доме Тима, так что отъезд был делом решенным.
– Я собралась жить с другом. Мы… просто дружим, вы его не знаете. – Напрасно я опасалась, что мама начнет скандалить и отговаривать меня – для этого она была слишком поражена.
Машинально откусив еще немного курицы, отложив ее и вытерев руки бумажной салфеткой, она растерянно пробормотала:
– Я думала, у тебя один парень-друг – Гоша.
– Очевидно, речь не о нем, – встрял Яша, снова всколыхнув во мне волну раздражения. Прошло почти десять лет с тех пор, как он переступил порог нашей квартиры, а я все еще воспринимала его как малоприятного навязчивого гостя, который почему-то сует нос в личные дела хозяев.
– Это верно, речь не о Гоше. Его зовут Тим, мы общаемся уже полгода, – пояснила я, осознавая, как все это звучит.
Непонятно откуда взявшиеся сухие факты, которые к тому же должны выстроиться в такую картину, чтобы мать облегченно вздохнула: «А, тогда все ясно, конечно, я тебя благословляю и отпускаю». Да черта с два. Никто не смог бы адекватно оценить книгу, зная только сюжет (вернее, выражаясь литературоведческим языком, фабулу). Попробуй-ка оцени так «Войну и мир»: какие-то люди сражаются и гибнут на войне, а потом все между собой женятся, причем совершенно не в тех комбинациях, какие можно было предсказать в первом томе.
– Вот, значит, где ты пропадала вечерами, – осудил меня моралист Яша. – А я говорил матери, что у тебя кто-то появился.
Его покровительственный тон заставил меня дважды глубоко вдохнуть и выдохнуть, чтобы успокоиться. Мне не раз приходило в голову, что отчим сам, возможно, чувствовал себя неуютно, войдя в уже готовую, по сути, хоть и переставшую быть полной, семью, поэтому непрестанно пытался самоутвердиться, в том числе за счет своих сочинительских упражнений. Но, пусть бы даже все было и так, для меня это принципиального значения не имело: ни понимать Яшу, ни культивировать в себе сочувствие к нему я не планировала. Единственное, чего мне хотелось, это держаться от него подальше.
– «Кто-то появился» здесь не совсем уместно. Наши отношения… они… совершенно иного сорта, – терпеливо возразила я.
– Если так, зачем тебе к нему переезжать? –
