Мы поедем домой? – подождав с минуту, спросил Владимир. Северьян молчал.
– Ты мне ничего не скажешь?
Снова молчание. Черменский ждал, но скуластое лицо Северьяна с закрытыми глазами было неподвижно.
– Ну и черт тогда с тобой, – отрывисто бросил Владимир, поднимаясь. Только сейчас он почувствовал страшную усталость после целого дня, проведенного на ногах, и бессонной, не давшей отдыха ночи. Уже не хотелось ни ругаться с Северьяном, ни расспрашивать его, ни уговаривать. Оставалось только одно желание: как можно быстрее оказаться в своей квартире, свалиться на кровать и заснуть.
– Черт с тобой. Не за хвост же мне тебя держать. Решил уходить – скатертью дорога. Только мог бы про Ваньку подумать. У него второй месяц глаза на мокром месте, меня замучил: куда родитель делся да вернется ли, да почему ушел. Ты хоть скажи, что я ему теперь врать про тебя должен.
Северьян опустил голову, но по-прежнему не произнес ни слова. Черменский, не глядя на него, пошел к двери – и остановился на пороге, услышав тихий, хриплый голос:
– Да пожди ты, Дмитрич…
Владимир сразу же вернулся. Сел на пол возле печи, достал папиросы, одну взял себе, другую протянул Северьяну. Через минуту оба молча, сосредоточенно дымили. Из сеней заглянула Танька, внимательно посмотрела на мужчин, отступила назад и бесшумно прикрыла за собой дверь.
– Ты как меня нашел-то?
– Сам не знаю. Просто повезло, – честно ответил Владимир. – Я сначала в Смоленске искал, думал – ты там опять загулял. Нет, говорят, нету. Уж наудачу поехал в Москву, сегодня целый день проходил по всем твоим местам – мне хором рапортуют, что даже и не появлялся. И вот уже ночью встречаю у Осетрова Ирэн…
– Так и знал, что выложит, чертова кукла… – проворчал Северьян. – Уж занималась бы жульем своим питерским – так нет, и в Москве кажной бочке затычка…
– Ты вроде бы не брал с нее слова молчать.
– Толку-то – с бабы слово брать…
– Что тебе за шлея под хвост попала, объяснишь ты мне или нет?! – взорвался Черменский. – Коли что не так – мог бы и сказать! Не чужие ведь!
Северьян лишь усмехнулся – невесело, глядя в пол.
– Натворил, что ли, чего?
Ответа снова не последовало, и Владимир с досадой сплюнул:
– Тьфу… Ну что ж я тебя, как бабу, уговариваю?! Сукин ты сын! Ведь я, право, за два месяца голову сломал, гадая, что с тобой стряслось! Северьян, черт возьми! Я ведь тебе помочь мог бы, если что, первый раз нам с тобой разве?..
– Не поможешь, Владимир Дмитрич, – спокойно возразил Северьян, все так же глядя в сторону. Помолчав, неожиданно спросил:
– Что там Наташка-то? Здорова? У Махи золотуха прошла?
– Слава богу, – машинально ответил Владимир. – Золотуху бабка Устинья вывела еще в октябре, божится, что навсегда. Только Наталья плачет все это время и не говорит отчего… – Черменский вдруг умолк, резко
