от просмотра фильма «Фарго»); затем антиутопический роман с философско-религиозным уклоном (в духе бессмертных романов Сергея Лукьяненко). Ах да, из крупного была еще история об одном пареньке с тяжелым психическим расстройством, лишившем его нормальной жизни. Строго говоря, все эти зародыши текстов (кроме последнего) были написаны в наивной манере, которая полностью умерла во мне под прессом реализма.
История о больном пареньке – это отдельная тема. Она мне до сих пор нравится, потому что когда я ее перечитываю, мне кажется, что написала это не я. Я не могу узнать собственную манеру изложения по той простой причине, что во время создания этого текста находилась словно в бреду. Даже с нынешнего уровня стиль работы кажется мне прекрасным. Я ничего не принимала, но так как писала от лица психически больного человека, ради правдоподобия пришлось вживаться в роль.
Что касается моих нереализованных задумок… что ж, мое воображение всегда кишело ими. Упорядочить, переработать все это и перенести на бумагу у меня не хватает ни времени, ни таланта. Вероятнее всего, эти идеи так и будут жить со мной и со временем сами собой преобразятся во что-то новое, эволюционируют, как это обычно и бывает.
– Лиз, все в порядке?
– М? – обернулась я.
Кирилл стоял в дверном проеме, слегка обеспокоенный.
– А что такое?
– Ну, ты уже почти два часа тут сидишь, не издавая ни звука.
– Два часа? – переспросила я.
– Я думал, ты пишешь, но я бы слышал звук печатной машинки.
– Нет, я не пишу, Кир, – устало вздохнула я. – Я даже не могу ничего нарисовать, какая там писанина.
– Ничего, это пройдет, Лиз. Машинка даст тебе силы. Ты в норме?
– Конечно.
– Может, сделать тебе чаю?
– Сделай.
– Сюда принести?
– Нет, хватит с меня самокопания. Я сейчас выйду.
– Ладно, дорогая, жду.
Кир знал, что я выйду из рабочего кабинета не сразу, даже если и говорю «сейчас». Прежде чем покинуть обитель моих мрачных размышлений, надо было постараться сменить настроение. У меня ушло около десяти минут, чтобы вновь стать более-менее жизнерадостной и привычной Лизой. Я не хотела, чтобы Кир сильно обо мне беспокоился. Мои проблемы – это мои проблемы. И никто, кроме меня, не разберется с ними.
Покинув свой рабочий кабинет, я погрузилась в совсем иную атмосферу, домашнюю и теплую. Здесь, за пределами кабинета, не было черных мыслей и апатии, здесь был всегда счастливый видеть меня Джакс, бросившийся облизывать мои ноги; здесь был Кир с кружкой горячего зеленого чая для меня, заранее открывший вкладку YouTube с каналом Азазина; здесь было фоном играющее Наше Радио, где Никольский пел «Мой друг художник и поэт»… И стало теплее на сердце.
– Появились
