проводы брата.
Петру не с руки было уезжать в верховье Енисея последним судном. У Киприяна в конце октября венчание. «Неужто он с умыслом выбрал эту пору, чтобы избавиться от меня?» – думал Петр, стоя с братом на берегу и нервно затягиваясь трубкой. Прищуренным глазом он вглядывался в Киприяна, пытаясь найти подтверждение своим мыслям. Но старший брат, заметив горечь на лице отъезжающего, у сходней парусника сказал:
– Не кручинься! У тебя дела важнее моих. Люди поймут – не осудят. Как Енисей вверху схватится – отправь весточку о банковских векселях да о налогах. В Усолье закажи пудов двести нулевого и второго помола. Но главное, выясни на Алтае все касаемо руды. А допрежь посоветуйся в Енисейске с Кытмановым.
Петр, казалось, слушал, но думал об ином. Венчание брата не давало ему покоя. Он уже не раз намекал Киприяну, что Катерина займет его место в сердце старшего брата. Петр не хотел понимать, что любовь Киприяна к кухарке совсем другого покроя, нежели к нему. Старший не раз пытался объяснить:
– Петруха! Брат мой! Меж нами любовь кровная, а с Катей я роднюсь по душе. И в сердце обе любви уживутся без урона тебе.
Петр наклонился, выбил о сапог трубку. Остался в сомнении. Не убедил брат. Может, впервые не убедил.
Киприян понял это и виновато моргал глазами. Чтобы как-то спрятать растерянность, он крепко обнял Петра и трижды поцеловал в колючие, уже не сбритые на зиму, усы.
– Не убивайся, братишка! Женитьба не порушит наш торг и родство. Я без тебя, что купец без товару, а уха без навару. Через год-другой и ты приведешь в дом енисейскую или туруханскую казачку. И пойдет род Сотниковых в рост.
– Может, и так! Но зараз на душе неспокойно. Я без тебя сиротой себя ощущаю. Ты для меня, как Святая Троица для верующих: и матушка, и татушка, и брат. Ум мой тобой прирастает.
– Верю, верю, брательник! Ну а Катерина-то как? Будет толк?
– Женись! Лучшей не выждешь. Люба она мне, и, может шибче, чем тебе. Твой верх – ты старше. Но всяка невеста для своего жениха родится. Катюша – для тебя. Оттого я и невесел. Однако в работе подвоха не жди. Всю исполню, как велел. Но душу от нее не ослобоню. Не в силах.
– Да ослобонись в мою пользу. Будто долг отдай – и забудь!
– Легко судачить! Как бы ты запел на моем месте? Я ведь не могу души лишиться, пока жив. А стало быть, и Катюши.
Киприян сочувственно смотрел на брата.
– Угораздило же тебя, Петруха! В самое сердце! А я думал, только меня.
– Лето прокрутился в делах, боль утихать стала вроде. А домой вернулся, увидел ее – и заныло в груди. Она ведь не знает. А тут ты с венчанием. По-живому резанул, хотя крови нет. Она запеклась там, в душе.
– Тут я тебе не советчик! Сам бессилен перед чарами ее. Душу свою очернить легче, чем очистить. Даже от светлых дум. Воля стала мягче пчелиного воска. Тает от огня душевного. Сам маюсь два года. Говорю тебе, а сам разумею плохо. Чую, сердце с умом не в ладах. – И добавил: –
