случаях в силу прямого указания закона мошенничество окончено с момента совершения обманных действий.
При мошенничестве второго типа обман направлен к тому, чтобы лишить потерпевшего права требовать возвращения имущества или представления соответствующего эквивалента. Соответственно он заключается в отрицании факта получения имущества, уменьшении эквивалента или в утверждении, что эквивалент уже был представлен либо имущество было передано безвозмездно.
В указанном типе мошенничества заблуждение не имеет уголовно-правового значения и, следовательно, не входит в его состав. Преступление должно считаться оконченным с момента совершения обманных действий.
К числу таких деяний относится присвоение вверенного имущества путем обмана и невозвращение заложенного имущества. «Законодатель, включая в мошенничество подмену вверенного имущества и невозвращение заклада, руководствовался некоторой общей идеей, определившей для него превалирующее значение обмана в случаях присвоений. Эта идея, нам кажется, есть следующая: обман превалирует над моментом простого присвоения, превращая это последнее в мошенничество, там, где он направляется (имеет целью) к тому, чтобы доказать законный titulus права собственности на вверенную вещь. Сообразно этому… мошенничеством могут быть признаваемы все те случаи, когда присвоивший вверенную вещь ложно утверждает, что он приобрел ее в порядке дарения, по договору купли-продажи, в порядке завладения res nullius 62, по наследству. Наоборот, все те случаи, когда присвоивший ложно утверждает, что вещи не получал, что он ее возвратил, что она утрачена от действия сил природы, – все эти случаи останутся присвоением, невзирая на наличность обманных действий» 63.
В проекте Уложения 1885 г. мошенничество не предусматривалось в качестве самостоятельного преступления. Отдельные случаи обманного приобретения чужого имущества его составители отразили в других составах преступлений, распределенных по искусственно образованным группам. Фактически отвергался многовековой опыт, наработанный русским уголовным правом. Достаточно сказать, что авторы проекта не выделяли в качестве самостоятельных и другие формы хищения – кражу, грабеж и разбой.
Такой подход не был воспринят ни теоретиками, ни практиками. Вероятно, в некоторой степени это было обусловлено тем, что в основу кодификации, в частности, были положены имущественные права как объекты посягательства.
Критикуя указанный проект, Сергеевский замечает, что процесс совершенствования уголовно-правовой характеристики мошенничества еще не завершен. Добавим, что защита имущества от мошенников и сегодня требует адекватного отражения в уголовном законе признаков этого преступления, достаточно быстро мимикрирующего под различные гражданско-правовые сделки. Мошенники ловко используют пробелы в регулятивном законодательстве и т. д.
Следовательно, при описании в уголовном законе мошенничества необходимо
