него даже пена на губах появилась. Выражения он употреблял крайне резкие. Мы стали отнекиваться, дескать, нет ничего подобного. Я решил не говорить ему, что одновременно с приказом Коневу двинуть на Варшаву советские войска соответствующие указания получил и Рокоссовский, который предпринимал какие-то шаги в тех польских войсках, на которые он мог положиться. Спустя некоторое время Гомулка вновь поставил тот же вопрос. Он успел перепроверить свою информацию: ему докладывал министр внутренних дел, который следил за передвижениями наших войск.
Оставались среди поляков люди, которые и в столь сложной обстановке не теряли здравого рассудка, сохраняли холодную голову. Председателем Госсовета был хороший наш друг, много лет просидевший в польских тюрьмах, Завадский. У него жена тоже старая коммунистка, тоже прошедшая через тюрьмы и тоже наш друг. Как и ее муж, она резко выступала против тех, кто стоял на антисоветских позициях. Завадский нас проинформировал, что ведется антисоветская агитация среди рабочих Варшавы, что некоторые заводы вооружаются, министр внутренних дел раздает оружие. Варшава готовится сопротивляться нашим войскам. Ситуация складывается тяжелая. А мы в ней оказались пленниками, потому что Варшава находится под руководством сил, занявших антисоветскую позицию. Продолжалось заседание. Взял слово Гомулка. Он говорил горячо и произнес слова, которыми подкупил меня: «Товарищ Хрущев, прошу вас остановить движение советских войск. Вы думаете, что только вы нуждаетесь в дружбе с польским народом? Я как поляк и коммунист клянусь, что Польша больше нуждается в дружбе с русскими, чем русские в дружбе с поляками. Разве мы не понимаем, что без вас мы не сможем просуществовать как независимое государство? Все будет у нас в порядке, и вы не допустите, чтобы советские войска вошли в Варшаву, потому что тогда будет сверхтрудно контролировать события».
Был объявлен перерыв в заседании. Мы собрались отдельно своей делегацией и обсудили ситуацию вместе с Рокоссовским. Я теперь проникся особым доверием к Гомулке, хотя я и раньше доверял ему. Несмотря на его вспыльчивость, в его словах звучала искренность. И я сказал: «Я Гомулке верю как коммунисту. Ему трудно, сразу он всего не сделает, но постепенно, если мы выразим ему доверие, отведем наши войска и дадим ему время, он сумеет справиться с силами, которые стоят сейчас на неверных позициях. Конечно, есть и классовые враги среди этих людей. Они хотят рассорить наши народы. Заметив щель, начали в нее забивать клинья. Но я считаю, что надо поддержать Гомулку». Все согласились. Мы отдали Коневу приказ остановить продвижение советских войск к Варшаве. Потом объясняли полякам, что наши войска вообще не двигались к Варшаве, а проводили военный маневр, по выполнении которого остановились в пункте, назначенном им согласно плану маневров. Конечно, никто не поверил нашим объяснениям, но все были довольны, что войска остановились.
Тут и Гомулка успокоился: ему сразу же доложили, что наши войска
