надо.
– Правильно, – одобрил эксперт. – Но ведь это… Сложная получается игра, Паша.
– Авось. Скажи мне вот что, Виталий… Мне впервые приходится сталкиваться с убийством, с таким убийством… Ты в этих делах вертишься постоянно. Я не спрашиваю у тебя имен, мне не нужны даты и цифры… Скажи в общем… Тебя ведь не в первый раз понуждают скрывать те или иные обстоятельства того или иного преступления по настоянию того или иного человека?
– А как же, Паша! – воскликнул Худолей, прижав ладошки к груди. – А как же иначе! Ведь истина – это не потаскушка, которая с любым согласна… Истина – это приличная девушка, из хорошего общества, у нее уважаемые родители, у нее возвышенные представления о жизни… Это все надо учитывать. Выходя замуж, или, другими словами, выходя к людям, истина должна выглядеть пристойно, чтобы все радовались, на нее глядя, чтобы никто не упрекнул ее в низменных страстях, недостойном поведении, вульгарности манер… Дома, у себя на кухне или в спальне, она может выглядеть как сама того пожелает, но на людях, другими словами, в зале правосудия, она должна быть прекрасной… Свежей и румяной…
– Как покойник?
– Что-то в этом роде, Паша. Вон подобрали Пахомова на асфальте… Знаешь в каком он был виде? А в гробу не узнать, залюбуешься. Он тоже будет свежим и румяным, – горящие, обрамленные красноватыми веками глаза Худолея говорили о предельной откровенности.
– Ну ладно, – проговорил Пафнутьев, – это что касается видимости, внешней подачи… А по сути?
– А какая разница? – воскликнул Худолей с азартом. Чувствовалось, что нечасто ему приходилось говорить на эти темы, но хотелось. – Подробности, видимость, способ подачи создают суть, а суть тоже нуждается в поправках.
– И закон?
– Да, Паша! И закон. Ведь мы живые люди, мы не можем бездумно и бессердечно втискивать судьбу человека в железные прутья параграфов, статей, пунктов и подпунктов. Не роботы, слава богу!
– Ну ладно, – Пафнутьев устал от разговора. – Мы договорились?
– Паша! Могила!
– И чтоб не было недомолвок, скажу сразу… Румяна меня не интересуют. И укладывать истину в гроб я тоже не собираюсь.
– Паша! – в отчаянии вскричал Худолей, но высказать ничего не смог – распахнулась дверь и вошли оперативники, Ерцев и Манякин. Они не выглядели усталыми и изможденными, от предложенного чая отказались, сославшись на то, что только от стола. Где и чем их потчевали, Пафнутьев уточнять не стал, хотя знал, что вот так просто, по одному лишь своему желанию, перекусить в городе невозможно. Оперативники уселись рядом у стены, с интересом огляделись, окинули одинаковыми взглядами Худолея. И тот невольно съежился, потускнел. Теперь у стены сидел не разгоряченный спором, раскованно и дерзко мыслящий человек, сидел, плотно сжав ладошки коленками, человек выпивающий, причем частенько и многовато.
– Готов вас слушать, ребята, – сказал Пафнутьев.
– Вот адрес пострадавшего, Пахомова Николая Константиновича, –
