вас… – он вновь замолчал, собираясь с мыслями, а я не пытался ему помочь. – Добро пожаловать на Меру.
Он это уже говорил, но я не поправил старика, ожидая, когда он перейдет к делу.
– Вы… с дороги… устали… – каждое слово с мукой выходило из горла. – В гостиницу…
– Я сюда приехал не за этим, – это были первые слова, произнесенные мной на Мере, и старик удивленно вскинул голову, как будто не предполагал, что я еще и разговариваю.
– Да, да, конечно, – он потупился еще больше. – Прошу за мной. Роберт! – на этот раз он обращался к молодому компаньону.
Мальчишка подскочил и протянул руку к саквояжу. Но я жестом отказался и двинулся вслед за сгорбленной спиной старика.
Солнце припекало вовсю, однако в оснащенном кондиционером флайере было прохладно. Под нами мелькали поля, засаженные аккуратными, геометрически правильными рядами. Чувствовалась рука человека. Везде, где бы он не появлялся, он старался все разместить, перекроить на свой вкус и лад. Впрочем, я всего-навсего палач и какое мне до этого дело.
Машину вел молодой. Старик примостился рядом, на пассажирском сидении. Руки по-прежнему доставляли ему массу хлопот.
– В-вот. Это наша Мера, – заикаясь, произнес он и вновь надолго замолчал.
Мы приземлились на окраине поселка. Скорее всего, единственного на планете. Типовые для колонистов одноэтажные дома, покрытые плоскими крышами. Все одинакового серого цвета. Между домами виднелся шпиль небольшой церквушки.
Я присмотрелся – крест.
Выходит, они еще и верующие. Может, сектанты. А впрочем, какая разница.
Меня здесь ждали. У импровизированного аэродрома стояла толпа людей. Возможно, все население Меры. Мужчины, женщины, дети. Все в простых серых одеждах. У мужчин на головах светлые широкополые шляпы. У женщин – чепчики.
Дверь открылась, я собрался выходить, но старик неожиданно сильно схватил меня за руку.
– Я хочу сказать… Она моя дочь… Она совсем еще ребенок… Все может случиться… Вы понимаете… – он, наконец, набрался смелости, и наши глаза встретились. У него оказались голубые радужки.
«Странно, – подумал я, – поначалу мне показалось, что они карие». В глазах читался испуг и мольба. Я понимал, чего ему стоило самолично встретить меня и заговорить.
– Успокойтесь, – я отнял его руку от своей, и та повисла безжизненной плетью, – палачи никогда не ошибаются.
– Да, да, конечно, – старик вновь потупил взор, а я, наконец, выбрался из аппарата.
Толпа молчала и старательно прятала глаза. Я понимал их. Они пригласили меня, чтобы перенести ответственность с себя, но даже себе они не хотели в этом признаваться. Теперь, что бы ни случилось, виноватым останусь я.
От толпы отделился ребенок. Мальчик в коротеньких сереньких штанишках с запорошенной пылью физиономией. Светлые волосы непокорными вихрами торчали во все стороны. Стоящая неподалеку немолодая
