Я не забуду тебя. Я… вернусь к тебе.
«Мертвым, в гробу, а вернусь».
― Направление на цель… Дистанция…
Пока артиллеристы не открывают огня.
Крюков шагнул к Кротову.
– Разрешите…
– Разрешаю. Все, ― полоснул узким прищуром, ― разрешаю.
– К орудию меня поставьте!
– Крюков, ты матрос-рулевой, и ты заменишь Сашу Транкова, если…
Николай сжал кулаки. Будто ударить кого готовился.
– Хорошо! Будь по-твоему.
Клацать перестали замки орудий. Тишина. Она обваливалась с небес, она сама была – небом.
На земле, в мире, во всей Арктике есть только небо. Белый, высокий ночной храм неба. Белые, медленные, как тюлени, льды. Серые жесткие, железные скалы. Бога нет – медведю белому молись. Когда встанет солнце, и пойдет широко, вольно и безбрежно по небу, очерчивая мощный земной круг, холодный синий окоем, Север улыбнется, оскалится льдами, скалами, снегами. Плеснет ледяными слезами из-под борта – в лицо. А когда солнце царственно завершит небесный путь – начнет валиться за горизонт, но не сможет упасть, и польется на скалы, из-под черных плотных слоистых туч, алая угрюмая кровь – так восстанет закат, испугает до полусмерти нежные души суровых людей и отразится в красных бесстрастных глазах веселых белых медведей.
Тишина. Сейчас – тишина. Она слишком тяжелая, тишина.
Ее невозможно вынести.
И однако все они ее – выносят.
На своих плечах – выносят.
На спинах. На загорбках. На руках.
«Пока еще не пролилась кровь. Еще не наступил закат».
Да ведь и рассвет еще не наступил.
– Прицел… Поставить трубку на удар… Орудия – зарядить!
«Дежнев» шел и шел прочь от причала. Порт таял в тумане, в разводах белого молока. Волны хлюпали о черные борта. Ручки машинного телеграфа переведены с малого хода на полный. Саша Транков, полный вперед! Курс на выход из гавани.
Навстречу бою. Навстречу – огню.
Крюков положил руки на рукоятки крупнокалиберного пулемета. Мостик качается под ногами, дрожит.
Полный ход. Полный ход времени; минут; секунд; жизни.
Он облизнул губы, крепче вцепился в рукоятки и подумал: так ярко, так ясно и красиво я еще никогда не видел ничего. Я мир не видел! «Так полно, так… рьяно, страстно… я никогда еще не жил».
Значит, жизнь в виду смерти – самая яркая?
Не додумал. Вражеский корабль приближался. Что будет делать «Дежнев», ведь его расстреляют в пух! Кротов сказал, он слышал: «Ляжем на дно, перегородим пролив, аккурат между Пирожком и Вегой, фарватер перекроем, в бухту не войдут, на Диксон все равно не попадут!» Родной корабль должен стать железным трупом. Железной костью поперек немецкой глотки. Что ж, командирам виднее.
«Жаль. Как жаль. Так мало я по морям походил. Море мое, море! Прощай!»
Конец
