что я пошла на поправку даже быстрее, чем ожидалось!
Андрей пожал плечами с самым грустным выражением лица.
– Возможно, это всего лишь временное отсутствие улучшений, малыш, – сказал он, не скрывая сочувствия. – Ты, конечно, через пару дней сдашь кровь ещё раз, но я практически полностью уверен, что пока всё так, как есть.
У меня внутри всё упало. Глубокое разочарование разбило вдребезги все надежды и мечты, которые успели промелькнуть в моей бедной голове за последний час. Теперь я едва сдерживала слёзы.
Андрей отвел взгляд. Он выглядел подавленным.
– Детка, ты же знаешь, что прошло ещё слишком мало времени…
Я подавила вздох. Как же больно мне было.
– Да, – бесцветно ответила я, вставая с кресла. – Да, знаю. Я… Мне надо идти.
– Маша, – поднимаясь из-за стола, начал Андрей. – Маша, послушай…
Кто-то постучал в дверь кабинета. Мы со Спольниковым одновременно замерли.
– Одну минутку, – громко обратился Андрей к тому, кто пришел.
Он молча продолжал изучать меня взглядом. Наконец, я отвернулась.
– Я пойду, – прошептала я, начиная реветь. – Меня в библиотеке ждут.
Я подбежала к двери и открыла её. Черноволосая Арина, молоденькая медсестра из административного отдела, испуганно отшатнулась от двери и выронила карты, которые несла в кабинет Спольникова.
Я тихонько извинилась, заметив удивленный взгляд растерянно хлопающей длинными ресницами девушки, и рванула к дверям, ведущим в холл.
Как можно быстрее оставив медицинскую часть, я отправилась блуждать по городу. Через четверть часа я уже оказалась далеко в городских коридорах-улицах. Когда я вышла в первый подъезд северной части города, то сразу же спустилась со второго этажа на один лестничный пролет ниже. В этом подъезде редко сновал народ, так как внизу, на первом этаже находился запасной вход в рабочую зону города. Я частенько приходила сюда, когда мне хотелось о чём-то поразмышлять или просто побыть одной.
Вздохнув, я уселась в выцветшее зелёное кресло, и оно скрипнуло подо мною. Сейчас здесь, на этом маленьком лестничном пролете, пропахшим сигаретным дымом, царила полутьма. Я сняла ботинки и залезла в кресло с ногами. Откинув голову на спинку, я отвернулась к тёмно-синей стене и зажмурилась. Моё сердце сжалось, и горячие слёзы хлынули из глаз. Горячие и горькие.
Жужжащая лампочка помигивала под потолком. На грязном подоконнике с наглухо заколоченным окном стояла старая стеклянная пепельница.
Меня мучило сдавленное чувство разочарованности, смешанное с вязкой грустью. Не знаю, сколько времени я проливала слёзы, поглощенная своими мыслями и переживаниями, но когда моя печаль истощилась, а слёзы закончились, я снова почувствовала тяжёлое смирение. Раз всё так, как есть – надо успокоиться и жить дальше. Нет толка в слезах и самоистезательных мучениях.
