дала ему руку, а потом, то ли сочувствуя ему, то ли дразня его, подалась вперед и легонько поцеловала в губы. Джеймс вскрикнул, из груди его вырвалось рыдание, и он потерял контроль над собой. Неистово прижав ее к себе, он целовал ее губы, глаза, волосы. Напуганная его страстью, миссис Причард-Уоллес попыталась высвободиться, но Джеймс еще крепче прижал ее к себе и впился в губы.
– Что вы делаете? Отпустите меня! – Она оттолкнула его.
Осторожная миссис Причард-Уоллес, флиртуя, никогда не заходила слишком далеко, она привыкла к более безобидным ухаживаниям.
– Вы испортили мне прическу, глупый мальчишка! – Подойдя к зеркалу, она поправила волосы, а когда повернулась, Джеймса уже не было. – Что за странный тип! – тихо воскликнула она.
Для миссис Причард-Уоллес этот эпизод, в сущности, ничего не значил. Так, вероятно, отнеслась бы к своей любви и Федра, если бы страсть овладела ею в те времена, когда уже научились искусству жить, то есть не принимать ничего слишком близко к сердцу. Но Ипполит и в таком случае не избежал бы трагических последствий. Джеймс трудно сходился с людьми. К новым знакомым поначалу испытывал скорее враждебность, чем дружелюбное любопытство. Он был застенчив, даже общаясь с друзьями. Некоторые люди удивительно быстро находят подход к любому, но Джеймс словно отгораживался от всех невидимым барьером. Он не представлял себе, как может внезапно возникнуть глубокая взаимная симпатия, и относился к этому с недоверием. Знакомым Джеймс казался колодным и даже высокомерным, и он действительно так держался, чтобы скрывать свои чувства. И когда Джеймс влюбился, неизведанное чувство захватило его сильнее, чем обычных людей. Он обрел свободу. Так заключенный, выйдя из тюрьмы, словно впервые в жизни смотрит на деревья, на плывущие облака, на все, что окружает нас в этом мире. Какое-то время Джеймс наслаждался этой удивительной свободой, этим неописуемым блаженством, благодаря которым вселенная обретала новые странные цвета. Но потом, узнав, что счастье – грех и ничего, кроме греха, добровольно вернулся в холодную тюрьму… До того как Джеймс попытался разрушить ее, он не подозревал, сколь сильна его страсть, не осознавал, что она превратила его в другого человека. Все, кроме этого чувства, стало бессмысленным. И он безжалостно терзал себя, подвергаясь душевным пыткам, чтобы очиститься от смертного греха.
Когда образ миссис Причард-Уоллес все же возникал перед мысленным взором Джеймса, он говорил себе, что она вульгарна, невоспитанна, злоупотребляет духами. Она же играла с Джеймсом, ничуть не задумываясь о том, как это отразится на нем. Стремилась получить удовольствие, не компрометируя себя. Из обрывков разговоров Джеймс понял, что он далеко не первый неопытный юноша, которого она завлекла нежными взглядами и лукавыми словами. Офицеры дали ей прозвище не слишком деликатное, но точно отражающее ее сущность. Все это Джеймс повторял себе сотню раз, убеждал себя, что миссис Причард-Уоллес и в подметки не годится Мэри, вспоминал многочисленные достоинства своей невесты: ее искреннюю веру, мягкий характер, доброе сердце. Она обладала всем, что мужчина хочет видеть в жене. И однако…
