сухариками.
– Ну, как он там?
Пожимаю плечами. Как он там… Как судьба распорядиться.
– Денег отстегнули?
– Кто – эти? – презрительно сплевываю. – С чего бы?
– А я тут стою, поглядываю – они на двух «Лексусах» прикатили. Вон, видишь, стоят.
– Стоят, – соглашаюсь я.
– А ведь врачам больничным сейчас отстегнут, – развивает мысль Валера. – Так ведь? Ну, за уход там, за лекарства, за процедуры…
– Не без того.
– Ну а вы что – не врачи, что ли?
– Мы, Валер, извозчики, – зло отвечаю я. – Лошади мы ломовые. А лошадям не платят. Ты посмотри наш суточный отчет по подстанции – до полутора сотен перевозок бригады делают. Кровь в детскую, специалиста в ЛОР, бабку с вывихом на квартиру, деда-инвалида на процедуры. Один урод полупьяный мне в маршрутке заявил как-то: «У нас в городе нет «Скорой помощи» – у нас есть санитарные машины, занимающиеся перевозками».
– Это когда бумага с милиции на станцию пришла? – усмехается Валера.
– Да. Жалко, я ему ничего сломать не успел, только глаз подбил. Я со смены ехал, еще на «психах» работал тогда, устал, как собака – да под утро труп на вызове.
– На «психах» – труп?
– Труп. Парень молодой, из армии в увольнение пришел, а обратно идти не захотел. Били его там, в части, или что еще похуже – не знаю. Закрылся он в комнате и не выходил, а когда менты дверь ломать стали, нож себе в живот воткнул. Воткнул – и еще вверх им протянул.
– Нихрена себе! Харакири прямо.
– Харакири, – угрюмо подтверждаю я. – Пока мы приехали, там весь пол в крови, а эти бараны с автоматами даже рану ему не перевязали. Когда доктор спросил, какие меры они приняли после нанесения себе больным ранения, один ответил: «Мы вас вызвали». Пока парня везли, он плакал, маму звал, говорил, что не хочет в армию, обещал в институт поступить. Юристом, кричал, хочу стать. Представляешь, Валер? Утро, холодина, вонь в машине кровью, кишечным содержимым и газами, а он за твою руку пальцами, в крови и дерьме измазанными цепляется, и тебе это все говорит. Глаза дурные-дурные… Так и умер он, в меня вцепившись. Попытались мы его покачать, когда уже к «первой» подъезжали, да толку с того? При такой ране ОЦК[21] ничем ты не восполнишь. С меня семь потов сошло, пока мы с Костей его раздышать пытались. И после этого всего слышать такое в маршрутке от какой-то алкоты, которая никогда смерти в глаза не видела?
– Тогда тебя Психом и прозвали? – интересуется Валера.
– Нет, не тогда.
– Один – четыре, четырнадцать, ответьте «Ромашке»! – доносится из кабины.
– Проснулись, блин! – тяну руку. – На связи, «Ромашка».
– Вы больного сдали?
– Сдаем.
– Как сдадите – приезжайте на станцию без звонка.
– Вас поняли.
В дверях приемного показывается Офелия,
ОЦК – объем циркулирующей крови.
