о тяжести нашей работы, об огромном психоэмоциональном напряжении, тяжком грузе ответственности, несомненном вреде для здоровья бессонных ночей и нерегулярного питания, отсутствии самих условий для качественной работы мы еще оказываемся кому-то должны?
– Анто-он!
– А? Что? – встряхиваю головой.
– Чего задумался, спрашиваю? Кофе пей, остывает.
– Ничего, не подавлюсь.
Мрачные мысли приходят за едой какие-то.
– БРИГАДЕ ПЯТЬ, ПЯТОЙ!
– О, только подумала, – горестно восклицает Дарья. – Ладно, хоть дожевать успели – и то хорошо. Алиночка, ты как?
– Я уже.
– Ладно, тогда моем тарелочки…
– Да идите вы, Бога ради! – машет руками Офелия. – Сами помоем!
– Но…
– Иди, иди, не буди во мне зверя! Вот ужинать к вам придем, тогда и помоешь.
Дарья смеется, выходя с Алиной за дверь. Михайловна сгребает тарелки в стопку.
– Вилки захвати!
– Захватю, – усмехаюсь я.
– ЧЕТЫРНАДЦАТЬ!
– И воткни им в глотки! – мгновенно свирепеет Офелия. – Или еще куда! Что за люди, мать их душу, ни пожрать нормально не дадут, ни поср…
– Я за карточкой! – торопливо отвечаю я, поспешно выходя из комнаты.
Так мы обслужили еще три вызова, пока день катился к закату. Хмурые тучи на время решили сделать перерыв, и сквозь рваные прорехи в них проглянуло холодное вечернее солнце, залив багровым светом уставший город. Голые ветки платанов, зябко трясущие остатками листьев, заалели. Река, несущая смытый с верховьев древесный мусор, казалась рекой крови.
Наступило время вечерней пересменки. С семи до восьми у нас менялись водители – и машины тоже. Уж не знаю, кто придумал это, но готов убить его на месте, не задумываясь о последствиях. Это значило, что вместо того, чтобы хотя бы час полежать, вытянув гудящие от усталости ноги, мне придется таскать в другую «ГАЗель» все медицинское барахло и заново распихивать его по местам. А потом, засучив рукава, натягивать перчатки и драить все гипохлоритом.
Станция полна машин, приехавших и уезжающих, привычно бегают фельдшера, привычно перекрикиваются водители, воюя за место, кто-то яростно сигналит, требуя отойти с дороги, кто-то, пыхтя, перебрасывает вещи. На крылечке столпились амбулаторные больные[22], круглыми глазами рассматривающие мельтешащую перед ними медицинскую толпу. В недобрый час они пришли, честное слово. Нет ничего хуже, чем обратиться за медицинской помощью куда-либо – не только к нам – в беспокойный момент пересменки, когда предыдущая смена практически ушла и ей уже ничего не нужно, а нынешняя еще не заступила, и ей тем более ничего не нужно.
В ночь к нам на бригаду приходит водитель Гена – редкостный гад и скандалист,
Больные, обратившиеся за медицинской помощью непосредственно на станцию скорой помощи.
