глаза засияли; но она вскочила и побежала – она никак не думала, что он поцелует ее ногу. Она слышала, как Морленд спешит за ней, и остановилась, прислонившись к стволу березы. Он рванулся к ней и, не говоря ни слова, прижался губами к ее губам. Для обоих наступила та минута, которую не передать словами. Они нашли свое заколдованное место и не уходили отсюда, а сидели обнявшись, и их охранял добрый Дух леса. Война – поразительный ускоритель Любви: то, на что должно было уйти полгода, совершилось в три недели. Час пролетел, как минута, и Ноэль промолвила:
– Я должна рассказать папе, Сирил. Я хотела сделать это сегодня утром, но решила, что лучше подождать, а вдруг ты не…
– О Ноэль! – воскликнул Морленд.
Это было все, что он мог сказать, пока они сидели здесь. Прошел еще один мимолетный час, и Морленд проговорил:
– Я сойду с ума, если мы не поженимся до моего отъезда.
– А сколько это потребует времени?
– О, совсем немного! Надо только поспешить. У меня шесть дней до явки в часть; и, может быть, командир даст мне еще неделю, если я попрошу его.
– Бедный папа!.. Поцелуй меня еще. Крепко.
Когда долгий поцелуй кончился, она сказала:
– А потом я смогу приехать и быть с тобой, пока ты не уйдешь на фронт? Ах, Сирил!
– О Ноэль!
– А может быть, ты не уедешь так скоро? Не уезжай, если можешь.
– Если бы я мог, дорогая! Но я не могу.
– Да, я знаю.
Юный Морленд схватился за голову.
– Все мы сейчас плывем в одной лодке; но не вечно же это будет продолжаться! А теперь, когда мы помолвлены, мы сможем быть вместе все время, пока я не получу разрешения, или как это там называется. А потом…
– Папа захочет, чтобы мы повенчались в церкви. Но мне все равно.
Глядя сверху на ее закрытые глаза, на опущенные ресницы, юный Морленд думал: «Бог мой, я в раю!»
И еще один короткий час прошел, пока она не высвободилась из его объятий.
– Надо идти, Сирил. Поцелуй меня еще раз.
Было время обеда, и они бегом начали спускаться с холма.
Эдвард Пирсон возвращался с вечерней службы, на которой читал Библию, и увидел их издали. Он сжал губы. Их долго не было, и это сердило его. Но что он может сделать? Перед этой юной любовью он чувствовал себя странно беспомощным. Вечером, открыв дверь своей комнаты, он увидел на подоконнике Ноэль; она сидела в халате, освещенная лунным светом.
– Не зажигай огня, папочка! Я должна тебе что-то сказать.
Она потрогала золотой крестик и повернула его.
– Я помолвлена с Сирилом; мы хотим пожениться на этой неделе.
Пирсону показалось, что его ударили под ребра; у него вырвался какой-то нечленораздельный звук. Ноэль торопливо продолжала:
– Видишь ли, это необходимо;
