и Бристер (простирающийся от прежнего Бристоля до прежнего Глостера) удерживают монополию на расширение пищи в Соединенном Королевстве.
– А как это делается? – спросил Ангел.
– Благоприятная среда и бактериология, – отвечал гид.
Некоторое время они шли молча, изредка взлетая там, где улицы были особенно грязные; потом Ангел снова заговорил:
– Очень любопытно. Я не замечаю никакой разницы между этим городом и теми, что я видел, когда был здесь в девятьсот десятом году, – только вот улицы лучше освещены, но радости от этого мало: они страшно грязные и полны людей, чьи лица мне не нравятся.
– Да, сэр, – вздохнул гид, – трудно было ожидать, что чудесный мрак, который окутывал нас во времена Великой Заварухи, продержится долго. Вот тогда и вправду можно было тешить себя надеждой, что все дома построены Кристофером Реном, а все люди чистые и красивые. Поэзии теперь не осталось.
– Ни малейшей! – подтвердил Ангел и потянул носом. – Зато атмосфера есть, и не слишком приятная.
– Где скапливается много людей, там всегда пахнет, – сказал гид. – Тут уж ничего не поделаешь. Старое платье, пачули, бензин, жареная рыба и дешевые папиросы – это пять необходимых ингредиентов человеческой жизни, и перед ними атмосфера Тернера и Коро – детские игрушки.
– Но разве не в вашей власти устроить жизнь в городах по своему вкусу?
– Что вы, сэр! Это встретило бы ужасающее сопротивление. Мы сами у них во власти. Вы поймите, они такие большие и пользуются таким престижем! Да, кроме того, – добавил он, – даже если бы у нас хватило смелости, мы бы не знали, как за это взяться. Правда, когда-то один великий и добрый человек привез нам платаны, но вообще-то мы, англичане, выше того, чтобы брать от жизни лучшее, и мы презираем легкомысленный французский вкус. Обратите внимание, какому принципу подчинен весь этот жилой район, что тянется на двадцать миль. Он был задуман в этаком веселеньком стиле, а посмотрите, какой получился серьезный! Сразу видно, что эти жилища принадлежат к виду «дом», и в то же время это особняки, вот так же, как все люди принадлежат к виду «человек» и в то же время у каждого, как говорится, своя душа. Этот принцип был введен на Авеню-Род за несколько лет до Великой Заварухи и сейчас утвердился повсеместно. Если у человека точно такой же дом, как у кого-то другого, с ним не знаются. Видали вы что-нибудь более глубокомысленное и педантичное?
– А к домам рабочих этот принцип тоже относится? – поинтересовался Ангел.
– Тсс! – прошептал гид, боязливо оглянувшись через плечо. – Это – опасное слово, сэр. Трудяги живут во дворцах, построенных по проекту архитектора Халтурри, с общими кухнями и ванными.
– И они ими пользуются? – спросил Ангел не без живости.
– Пока еще нет, – отвечал гид, – но, кажется, подумывают об этом. Вы же знаете, сэр, на то, чтобы внедрить обычай, нужно время. А тридцать лет – какой же это срок?
– Японцы – те моются каждый день, – задумчиво протянул Ангел.
– Не
