найти – хоть так – подход, втереться в доверие к геологической тайне… Однажды у меня получилась музыкальная форма, когда я вылепил не птицу, а пчелу; глиняную пчелу я поднес к губам – и великий гул колоссального роя поднялся вокруг. Фронт воздушной волны вразлет копировал контур пчелы. Набрав интенсивность, звук уплотнил воздух – и волосы мои зашевелились. Волна мышечного сокращенья разбежалась от лопаток к плечам. Сонм прозрачных пчел, поднятых из глубины грунта, пронзал, заставляя содрогаться и звучать в резонансе все мое тело, все мое существо… Пчелы, слившиеся в воздухе в певучем звоне, утихли не сразу. Я медлил. Вышел продышаться. Вернулся и швырнул окарину о стену.
Нефтеразведка крепко связана с моей профессиональной деятельностью. Благодаря этому я и мотаюсь по миру. Лично я не ищу нефть, но часто оказываюсь инженерным соучастником разведки, «парнем, который приводит в чувства эти железяки».
Российская нефтяная компания закупила наше оборудование для картографирования границ шельфа, и я месяц проторчал на ледоколе «Владислав Ласточкин», обслуживавшем приразломное месторождение. Мы рыскали взад и вперед, насколько позволяла ледовая обстановка, расчищали площадки для спуска белой бронированной капсулы, похожей на танкетку Первой мировой войны. Грохот ледяных полей валился в уши, отдаленный – заваленный водой и ходом верхнего пласта, шугой – и явственно жуткий, будто выбравшийся из отдаления гром, начавший разбегаться от истока молниевого пробоя, сначала глухо ворочаясь, затем все ближе, накрывая оглушительным треском. Страшный черный зигзаг трещины, ползком вздымающиеся торосы ослепительного льда. Я торчал на носу, наблюдал в бинокль за живностью: песцы, медведи – белое на белом, призраки слепоты и резь…
Так для меня началась Россия, великая прорва Земли, великая страна с плотностью населения меньше, чем в Сахаре.
Глава шестая
Керри Нортрап
1
Наконец перед отъездом из Голландии бес привел меня в книжный магазин – я распрощался с Ленькой и Софи, и по дороге в аэропорт мне взбрело взять с собой что-нибудь почитать.
Когда я поднялся на второй этаж книжного магазина, то понял, почему мне нужно вернуться на Апшерон.
Среди стеллажей с книжками на небольшом возвышении стоял столик, за которым авторша некоей книги, обложку которой я разглядел не сразу, давала автографы.
Тонкая, ломкая, большеглазая, с короткой мальчиковой стрижкой Эрота. Лицо вечной юности, нимфа беззаботности и наслаждения. Вся звонкая, изменчивая, как быстрая вода, – тридцать пять лет назад такой была актриса Сильвия Кристель, вечная Эммануэль. И нынешняя пропасть между ней и этой пожилой женщиной с простым и добрым лицом, что иногда теряется, недопоняв вопроса, который ей задают толкающиеся вокруг покупатели и журналисты. Только что вышла ее автобиография под названием «Ню».
Я
