его остроте, но тот, расстроенный тем, что волшебник не дал ему посмотреть колдовство, сказал только:
– Как вы думаете, куда все запропастились?
– Не знаю.
– После всего, что мы с вами для них сделали, они могли бы вести себя и полюбезнее! Всего полчаса назад они рассыпались в благодарностях, и вот уже мы позабыты! Заметьте, с тех пор, как мы здесь, нам не предложили даже кусочек кекса. Разумеется, для обеда сейчас поздновато, хотя я, например, умираю с голоду! – Он помолчал. – Да и огонь в камине почти потух.
– Подбросьте угля, – предложил Лассельс.
– Да? И перепачкать себе костюм?
Свечи догорали одна за другой, огонь в камине угасал с каждой минутой. Венецианские пейзажи по стенам превратились в черные квадраты на фоне чуть менее густой черноты. Довольно долго оба джентльмена сидели в молчании.
– Часы пробили половину второго! – внезапно воскликнул Дролайт. – Какой зловещий звук! Уф! В романах все страшное начинается с того, что звонит колокол или часы бьют в темном доме!
– Не припомню, чтобы нечто ужасное случилось в половине второго, – отвечал Лассельс.
В этот миг послышались шаги на лестнице, затем в коридоре. Дверь распахнулась, на пороге стоял кто-то со свечой в руке.
Дролайт схватил кочергу.
Однако это был мистер Норрелл.
– Не пугайтесь, мистер Дролайт. Бояться нечего.
И все же лицо мистер Норрелла, когда тот поднял подсвечник, свидетельствовало об обратном; оно было бледным, в расширенных глазах угадывался пережитый ужас.
– Где сэр Уолтер? – спросил он. – Где остальные? Мисс Уинтертаун зовет матушку.
Мистеру Норреллу пришлось дважды повторить последнюю фразу, прежде чем до собеседников дошел смысл его слов.
Лассельс быстро заморгал и открыл рот, словно от изумления, но тут же оправился, снова его закрыл и тут же принял надменное выражение, которое и сохранял до конца ночи, как будто регулярно посещает дома, где воскрешают молодых леди, и находит сегодняшний случай довольно заурядным. Дролайту тем временем надо было сказать тысячу разных вещей, и он сказал их все, хотя, боюсь, никто не удосужился в них вникнуть.
Дролайта и Лассельса послали за сэром Уолтером. Затем сэр Уолтер сходил за миссис Уинтертаун, и мистер Норрелл повел ее, рыдающую и дрожащую, в комнату дочери. Тем временем новость о воскрешении мисс Уинтертаун распространилась по дому; слуги, услышав ее, преисполнились радости и благодарности мистеру Норреллу, мистеру Дролайту и мистеру Лассельсу. Дворецкий и двое лакеев подошли к мистеру Дролайту и мистеру Лассельсу и сказали, что, если когда-либо мистеру Дролайту или мистеру Лассельсу потребуется их скромная помощь, пусть только скажут.
Мистер Лассельс шепнул мистеру Дролайту на ухо, что, оказывается, добрые дела чреваты фамильярным обращением большого количества мужланов и он постарается их больше не совершать. По счастью, мужланы так радовались, что не заметили
