достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист, Лиля хотела схватить, но Кеша отвел руку назад:
– Подожди. Один из интересующих тебя номеров принадлежит очень крупному дяденьке, на которого было на днях покушение.
– Правда? – округлила глаза Лилия. – На джип покушались?
– Откуда тебе известно? – подался он к ней.
– Пф! – фыркнула Лиля. – Вот не надо на меня смотреть, будто это я устроила покушение. Чересчур крутой джип, таких в городе мало, а покушаются только на крутые тачки, вот и вся песня. За мной ездил этот джип, номер которого я тебе продиктовала, провожал до дома после работы. Нет, не приставал, но что у него на уме? Такие себе позволяют все. Номер я запомнила, собиралась жене джипа настучать, чтобы отстал от меня. Так его… грохнули, да? А я хотела поиметь с жены за сведения…
– Не торопись с женой состыковываться, – отдавая лист, сказал Кеша. – У джипа бабок вагон и маленькая тележка, с него ты больше поимеешь, раз он запал на тебя. Рыбный магнат, дорогуша, провожал тебя домой, если не врешь.
– На фиг мне врать? Но его же пиф-паф?
– Не получилось, не было его в джипе.
– Тогда мне повезло.
– Это точно. У нас как говорят: сумка рыбы – сумка денег, но, по слухам, он скряга. А второй номер?
– Ай, – отмахнулась Лиля, читая фамилии. – Это так… Задел мою машину и смылся, гад. Ремонт мне обошелся в десять штук! Квитанции есть, пусть оплатит.
– Как же, оплатит! Не смеши.
– Плохо меня знаешь, – заулыбалась Лиля, не отрывая глаз от листа. – А не получится… попытка – не пытка, так ведь? Кеша, ты и адреса написал? Умница. Держи премию.
Она положила сто пятьдесят евро на стол, Кеша выпятил губу:
– Это еще что? Я же по-дружески.
– А я по-деловому. Ты затратил время, силы, воспользовался служебным положением. Может, мне еще придется к тебе обратиться, ты должен знать, что имеешь дело с порядочной женщиной.
Он смахнул деньги – чего ж не взять, раз дают? – попрощался и вышел из кафе. Лиля помахала ему, когда Кеша выезжал с парковки, после опустила глаза в лист, лежащий на столе.
– Значит, жив… Вот теперь есть о чем подумать.
Ужин, как в санатории – по часам, подавала Степановна, которой Светлана велит одеваться в белый фартук с рюшами и чепец, а зовет Зиной, будто бабка ей ровесница. Быстро люди усваивают барские замашки, не понимая, что становятся смешными, изображая аристократов, и глупыми, когда под мантией аристократизма проглядывает дешевка, а еще точнее – плебейство. Валерьян Юрьевич не выносил всего наносного и фальшивого, ненавидел притворство, ценил либо за ум, либо за умение работать не покладая рук. Но его тягу к простоте никто не понимал и не принимал, поэтому он замкнулся. Сейчас положение Валерьяна Юрьевича осложнилось, потому что в минуту смертельной опасности он фактически остался один, не веря ни собственным детям, ни тем более их вторым половинам.
– Папа, –
