молчал. Все было бесполезно, совершенно бесполезно.
– Хорошо, святой отец, – наконец произнес он.
– Ну, тогда доброй ночи, сын мой… Да благословит тебя Бог!
Сырой и прохладный ночной воздух окутал Фрэнсиса. Потерпевший поражение, сломленный своим юношеским бессилием, он побрел прочь от дома священника. Шаги его глухо отдавались на безлюдной дороге. Когда он проходил мимо церкви, ризничий закрывал боковую дверь. Фрэнсис остановился в темноте, с непокрытой головой, и посмотрел, как исчезала последняя полоска света. Взгляд его обратился к верхнему ряду окон, освещающих хоры с помощью конькового фонаря. Этот неверный свет показался Фрэнсису видением духа смерти. Из глубины овладевшего им отчаяния у него вырвалось: «О Господи! Сделай так, как будет лучше для всех нас!»
Приближался день свадьбы. Фрэнсиса измучила беспощадная бессонница. Его лихорадило. Атмосфера в таверне как-то незаметно стала спокойной, подобно стоячей воде. Нора была тиха. Тетя Полли питала какие-то смутные надежды. Нэд все еще сидел, съежившись, в одиночестве, однако мутный страх в его глазах стал исчезать. Венчание произойдет, конечно, в самом тесном кругу. Но что касается приданого… Тут не знали никакого удержу… Было обдумано и все, связанное с предстоящим медовым месяцем в Килларни. Весь дом был завален нарядами, бельем и кусками дорогих материй и полотна. Тетя Полли пробиралась через них со ртом, полным булавок, умоляя сделать еще одну примерочку. Она была словно окутана милосердным туманом.
Гилфойл наблюдал за происходящим с самодовольным видом, курил лучшие сигары, имеющиеся в «Юнионе», и время от времени совещался с Нэдом по денежным вопросам. Был составлен и должным образом подписан акт о вступлении его в компаньоны, велись долгие разговоры об устройстве жилья новой четы. Многочисленные бедные родственники Тэда уже толклись в доме, они были льстивы, но нахальны. Его замужняя сестра, миссис Нейли, с дочерью Шарлоттой были, пожалуй, хуже всех.
Нора почти не говорила. Однажды, встретив Фрэнсиса в коридоре, она остановилась:
– Ты знаешь?.. Ты ведь все знаешь, да?
Его сердце разрывалось, он не смел взглянуть ей в глаза:
– Да, знаю.
Наступило гнетущее молчание. Фрэнсис не мог выдержать этой пытки и начал говорить бессвязно, плача, как мальчишка:
– Нора… этого нельзя допустить… Если бы ты знала, как я переживаю за тебя… Я мог бы заботиться о тебе, работать для тебя, Нора… позволь мне увезти тебя.
Она посмотрела на него со странной сострадательной нежностью:
– Куда же мы уедем?
– Куда угодно, не все ли равно?
Он говорил как одержимый, его щеки были мокры от слез и блестели. Она не ответила, молча сжала его руку и ушла мерить платье.
За день до свадьбы Нора немного оттаяла, отбросила свою холодную бесчувственную покорность. Сидя за одной из бесчисленных чашек чая, которые навязывала ей Полли, она вдруг объявила:
– Я,
