же реальны, как реален тот мир, в котором мы с вами сегодня живем.
В попытке добиться большей достоверности в описании событий того времени – действительных и возможных, причин, эти события вызвавших, я посчитал правильным обезличить историческую и фотографическую подлинность отдельных персонажей.
В. З.
Книга первая
На изломе времени
Глава 1
Иосиф бен Эзра – сорокалетний красавец и умница – понуро сидел во дворе у фонтана, машинально отправляя в рот нежнейшие, любовно выпестованные испанским солнцем виноградинки. Он думал, и ему было страшно. Многочисленные домочадцы тихо сновали на приличном расстоянии, боясь попасться Иосифу на глаза.
Иосиф знал, что надо решаться. Вот уже месяц, как на светлом и знойном небе Толедо появились тучи, неся реальную и страшную угрозу всему испанскому еврейству и лично ему, Иосифу, – баловню судьбы, удачливому и богатейшему финансисту Толедо и Андалузии.
Пятнадцать последних лет, ссужая деньгами знатнейших людей Испании, вкладывая средства в дела, от которых, как от чумы, открещивались его собратья по цеху, он ни разу не ошибся. Ни разу его золото не превратилось в пыль, ни разу горечь утраты не омрачила его высокий лоб. За эти пятнадцать лет Иосиф многократно приумножил оставленное отцом состояние. Он, как никто другой, умел ссужать деньгами под высокие проценты, при этом не унижая своего достоинства и не вызывая у тех, кого он, по большому счету, грабил, чувства раздражения и ненависти.
И вдруг все изменилось – ему перестали платить по долгам. Еще недавно, заискивающий перед ним, евреем, дон Аминьерос де Кастильядо на прошлой неделе даже не пустил на порог Иосифа, сославшись на внезапное недомогание.
Иосиф видел перед собой ехидное, по-плебейски злорадное лицо слуги, который радостно сообщил об этом через маленькое окошко в огромных, кованных медью воротах виллы де Кастильядо. Это уже был не просто плохой знак – это был сигнал надвигающейся катастрофы! Иосиф употребил все свое влияние, подкрепленное двумя мерами полновесных золотых монет, чтобы добиться аудиенции у своего старинного приятеля – дона Мигеля да Гаммы – хранителя печати при дворе их Католических Величеств и, по совместительству, хранителя всех сплетен и слухов.
Да Гамма нервно теребил бородку и, похоже, чувствовал себя очень неуютно под пристальным взглядом оливковых глаз Иосифа. Пауза затягивалась – никто не хотел начинать первым. Да Гамма, наконец, оторвал взгляд от затейливых витражей, где-то над головой Иосифа, и хрипло произнес:
– Рад тебя видеть. Все ли у тебя хорошо?
И от этих простых, ничего не значащих слов, Иосифу впервые стало по-настоящему страшно. Догадки и подозрения начинали приобретать четкие очертания силы, перед которой Иосиф чувствовал себя беспомощным и беззащитным. Его красивое лицо побледнело, и здоровый румянец щек стал похож на красные пятна проказы.
– Хвала Богу, все живы и здоровы, – медленно, с расстановкой ответил он.
Да Гамма бросил быстрый взгляд на Иосифа. Они хорошо понимали друг друга. Да Гамма был обязан ему многим, если не всем. Благодаря уму, хитрости и деньгам Иосифа он, да Гамма, потомок знатнейшего и некогда богатейшего испанского рода, разорившегося в двух последних Христианских войнах, стал тем, кем он был сегодня – хранителем королевской печати, советником их Католических Величеств и влиятельнейшим лицом в иерархии Инквизиции. И сейчас пришло время платить по счетам. Они оба хорошо понимали, что да Гамма ничем не сможет помочь Иосифу. Наоборот, всем была хорошо известна их дружба, и, в этой связи, да Гамма должен стать первым, кто «бросит в Иосифа камень». Но, предупредить – значит – вооружить. И да Гамма собирался это сейчас сделать.
– Пойдем прогуляемся, здесь становится душно. – Да Гамма встал с кресла и красноречиво указал взглядом в потолок, давая понять Иосифу, что у этих стен большие уши.
Они вышли во внутренний дворик – маленькое чудо мавританской архитектуры – зажатый, как колодец, мощными стенами королевского дворца; присели на мраморную скамью в тени апельсинового дерева, укрытые, как заговорщики, от посторонних глаз. В прозрачном и легком утреннем воздухе повисла плотная, как патока, тишина. Они не спешили – разговор предстоял тяжелый и взвешенный.
– Ты знаешь, – рука да Гаммы мягко легла на плече Иосифа, – вот уже больше ста лет евреи живут здесь, в Испании, ни в чем не испытывая нужды и отказа. Ваши синагоги построены в лучших местах испанских городов; Толедская талмудическая[1] школа, как это ни странно, стала центром культуры в Испании и привлекает людей со всех концов цивилизованной Европы…
Иосиф нетерпеливо кивнул:
– Я знаю, друг мой, все это, и мы, евреи, не устаем молиться богу за здоровье их Католических Величеств, – перебил
Талмуд – второй после Библии духовный устой еврейства (70—1040 гг.).
