голову Маркелин, крикнул зычно поверх голов крестьян. – Дорогие мои! Два года Красная Армия ведет непрестанную борьбу со всеми врагами трудового народа. Два года без устали отражает нападение своих и иностранных бандитов, стремящихся вернуть помещикам землю, капиталистам фабрики и заводы. Несмотря на все препятствия, до сих пор нам удавалось накормить, обуть и одеть доблестную Красную Армию, спасти от голода и холода население центра Советской России…
Суровый мальчик раскачивался, рубил воздух рукой с плеткой, поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, но кричал поверх голов. Ни на ком не останавливал взгляд. Голос у него оказался неожиданно мощным, громким, зычным.
– …Все, что нужно нашей героической Красной Армии – мы дадим! Без полной поддержки тыла Красная Армия не может вести решительной и энергичной борьбы с мировыми хищниками. Наш боевой девиз: всё для Красной Армии, всё Красному фронту! Чем скорее, тем лучше! Да здравствует всемирная пролетарская революция! Да здравствуют вожди Революции товарищи Ленин и Троцкий!
4. Третья печать
Имеющий меру в руке своей.
Маркелин опустил руку. Народ молчал. На некоторое время наступила тишина. Слышно, как фыркнула лошадь за оградой, звякнула удилами. Маркелин, видимо, не ожидал такой тишины, что-то вроде растерянности появилось у него в глазах. Егор стоял в первых рядах возле ступеней паперти и хорошо видел его лицо.
– Да, забыл сказать, – не громко и не столь торжественно, как-то буднично проговорил в тишине Маркелин. – Вам нужно сдать дополнительно к продразверстке по двадцать одному яйцу с десятины, по двадцать пять фунтов хлеба и по двадцать фунтов картошки с едока…
Толпа охнула, колыхнулась, зашумела. Раздались крики:
– Почему?
– Мы выполнили!
– Все сдали!
– Тихо! – рявкнул Маркелин. – Говорю, дополнительно и добровольно! В подарок Красной Армии!.. Говорите по одному, и сюда! – указал он плеткой на паперть. – Я лицо контрреволюционера хочу видеть. Глаза в глаза!
Крики прекратились, но гул и ропот стояли. Охотников выйти на паперть не оказалось.
– Товарищ, товарищ, – заговорил негромко, обращаясь к Маркелину, стоявший неподалеку от Егора дед. Был он небольшого росточка, в старой шапке с надорванным ухом, в вытертом полушубке, в подшитых валенках. – Я спросить хотел…
– Поднимайся сюда, – приказал Маркелин.
– Не, я отцеда, я не нащот Красной Армии… Она тоже исть хочить. Я нащот товаров… По указу обещано нам, коль мы разверстку исполнили, мануфактуры два аршина, карасину поболе двух фунтов на едока…
– Я понял… Какое число сегодня, знаешь? Двадцать седьмое февраля, а в указе сказано – выдать до первого августа!
– Ну
