час после смерти. Хотя, конечно, Афиноген Уношев совершенно не знал, кто такой был Тиберий Гракх…
Глаза Президента были закрыты. Но Афиноген Уношев точно знал, что они закрыты оттого, что Президента никто ни о чем не спрашивает. Тогда Афиноген Уношев произнес:
– Как дела?
Президент открыл глаза, и, оказалось, что они, в отличие от всего, еще живы. Президент попробовал пошевелить мертвыми губами, что-то ответить, но ничего не получалось… Из глаза Президента выскочила какая-то маленькая, неумелая, детская слеза…
Альберт Уношев женился.
Вообще-то ему давно пора было жениться. Вот уж год, как он окончил школу…
Мужской разговор
Он сидит на оранжевом пластмассовом горшке, крепко охватив свою голову ручонками, и ожесточенно смотрит на паучью сеть трещин, расползшихся по бледно-голубой плитке на полу. Из крана уныло капает светло-коричневая вода. Я сижу на корточках напротив открытой двери ванной, опершись спиной о стену с тонкими бумажными обоями, и читаю длинную статью одного ученого доцента в книжке с бесцветной, мягкой обложкой. Чтобы удобнее было читать, я то и дело тру кулаком между страницами.
Над нами горит бра из фальшивого хрусталя: вчера была зарплата, и я, наконец, сменил перегоревшую лампочку, – порядочно света проникает из коридорчика в ванную: между мною и им – два неспешных шага.
Что, не получается? – спрашиваю я, отведя взгляд от книги.
Он отвечает не сразу.
– Я знаю, почему люди умирают.
– Почему же?
– У них кончаются все какашки.
– Что-что?!
– Все когда-нибудь кончается, сам же говорил! – он всегда обижается, когда ловит меня на противоречии. Теперь я отвечаю не сразу.
– Какашки не кончаются никогда.
Он в удивлении складывает руки на коленках.
– Значит, и люди никогда не умирают?
– Понимаешь, все умирают и думают, что умерли по-настоящему, а на самом деле – понарошку. Но об этом я тебе в следующий раз расскажу, понял?
Он умоляюще смотрит на меня.
– В следующий раз, – я уверен, что мой тон не оставляет ему сомнений.
Он встает со все еще пустого горшка и в задумчивости прохаживается взад-вперед по ванной: три шажка в приспущенных штанишках до раковины, три обратно.
Наконец я, умилившись розовым кружком на его попке, с улыбкой говорю:
– У тебя сзади, как будто крокодил укусил.
Он прищуривается и с улыбкой спрашивает:
– А тебя что, крокодил кусал?
– Да, – говорю. – Кусал. Вот в то же место… В Африке.
– Когда? – с неподдельным интересом спрашивает он.
– Ну,
