«придсидателя». – Крысы в
городе. – Мы со следователем готовим ограбление. – «Хреном подпоясанные»
Дверь в квартиру Лежебоко была приоткрыта. На мой стук никто не отозвался, но я все-таки вошел.
Следователь Лежебоко впервые полностью соответствовал своей фамилии, то есть лежал на боку, в одном дезабилье, едва прикрытый своей шинелью надворного советника. В мою сторону он едва повел головой. Его крупное лицо с усами a lá Иван Поддубный сильно обрюзглою.
– А, это вы… – проговорил он сиплым голосом, без всяких эмоций, и снова повернулся лицом к стене.
Одного взгляда на его опухшее лицо было достаточно, чтобы понять, что следователь непробудно пил уже не первый день кряду. Это подтверждала и большая бутыль с мутным самогоном на столе, уже почти порожняя, и характерный сивушный запах, густо заполонявший квартиру.
– Что ж это вы, батенька, служитель закона, сами-то закон и нарушаете? – спросил я, кивнув на бутыль11..
– Какой, к черту, закон! – просипел он. – Нет нынче никаких законов, а стало быть – и их служителей больше нет. Так что разрешите представиться. – Он с трудом приподнял с подушки свою большую голову. – Отныне я – Ваш покорный отставной надворный.
– И давно ли пребываете в отставке? – осведомился я.
Он наконец-таки соизволил повернуться ко мне лицом, перевалив свое грузное тело на другой бок:
– А вот как шлепнули недели две назад моего начальника, действительного статского советника Карла Фридриховича фон Корфа, с той поры и числю себя в отставке… О, Господи, – простонал, – куда катимся!…
По крайней мере, одно революционное действо я мог теперь назвать аж тремя наименованиями – «кокнули», «шлепнули», «таво».
Я спросил:
– И за что ж шлепнули его превосходительство?
Он зло отозвался
– А по-вашему, это в нынешние времена делается за что-то?! Да просто под руку кому-то подвернулся, к тому же – превосходительство, к тому же с немецкой фамилией. В общем, оказался не в том месте и не в тот час. Да и ведомство наше вышвырнули на улицу, там теперь Советы заседают.
– Так они, сколь я знаю, уже и все гостиницы в городе позанимали; что ж им, все места мало?
– Не извольте сомневаться, нахватают себе и еще. А уж что там натворили, вы б видели!..
– Но есть же еще и другая, законная власть; вы ведь ей подчинены – так сказать, по преемственности.
– Законная!.. Именно что – «так сказать»… – презрительно проговорил он. – Думаете, она многим лучше? Цирк сплошной! Балаган! Война идет, а у них в товарищах военного министра12 – первейший убийца-бомбист, вдобавок модный литераторишка13. Стрелять-то он, может, и умеет, на деле доказал; да вот только стрелять – в своих. А тут его против немчуры командовать поставили! Но это еще полбеды, настоящая беда – она не в том…
– И в чем же?
В 1914 году в связи с началом Мировой войны в Российской империи был введен «сухой закон». Пить от этого, впрочем, меньше не стали, да и ходу войны это нисколько не помогло. –
«Товарищ министра» – его первый заместитель.
Имеется в виду Борис Савенков, до Февральской революции возглавлявший Боевую организацию партии эсеров, на его счету числится много политических убийств. Как литератор известен под псевдонимом В. Ропшин. Если учесть, что пост военного министра занимал сам премьер Керенский, то Савенкова можно считать едва ли не вторым лицом в государстве. В Гражданскую войну воевал против большевиков, затем эмигрировал. В 1924 г. был хитростью заманен в Советский Союз и здесь приговорен к 10 годам заключения, что можно считать неслыханной мягкостью со стороны нового государства. Менее чем через год С. в тюрьме покончил с собой. Впрочем, мне суждено было беседовать с бывшим сотрудником ГПУ, который бахвалился тем, что самолично участвовал в убийстве С., которого он с тремя своими сотоварищами выпихнул из окна с 8-го этажа Лубянской тюрьмы. Эта версия представляется мне гораздо более достоверной, нежели официальная. –
