в себя как пылесос и унесся к компании заканчивающих «завтрак» аборигенов, приступивших, судя по сленгу, к безоговорочному осуждению внешней политики украинского президента. Там Боня разжился заветренным куском плавленого сырка, употребил остатки пахнущего килькой соуса из консервной банки и помчался в другой конец, приметив подружку – рыжую сеттершу Нюшу.
Нюша была загадкой природы. Происходившая из интеллигентной непьющей семьи университетских профессоров, сеттерша не знала удержу в пагубной страсти к алкоголю. Ела мало и плохо, соглашалась лишь закусить парным мяском глоток коньяка, посему, несмотря на хорошие условия проживания, оставалась болезненно худой, вызывая печаль хозяйки и недоумение соседей. Сейчас она нарезала конкретные круги возле спящего Трифона, вожделея о глотке шампанского. Трифон же, несмотря на крепкий сон, бутыль держал крепко, без наклона. Огорченная Нюша помчалась к одинокому философу Диме, появившемуся минут пять назад, но уже одолевшему вторую банку пива. Ловкой лапой сеттерша перевернула опорожненную жестянку, лизнула выкатившуюся каплю, просительно завиляла хвостом. Дима, вполне входя в положение собаки, плеснул пены на валявшуюся рядом газету, Нюша не дала ни капле напитка впитаться в бумагу, за что и получила строгим поводком от рассерженной хозяйки.
Наконец-то! Бейсболка переменил ритм: стал замирать, будто прислушиваясь к надвигающимся ощущениям, тыкаться губами в лицо и шею смирно лежащей партнерши, порыкивать. Скоро кончит, – решил Рома. И побрел выносить мусор.
Тащился медленно, лениво, еще ощущая меж ног горячую неприкаянность, и вдруг за одним из раскидистых кустов шиповника снова увидел девчонку. Ту самую.
Здрасте! Мы никуда и не ушли! Спрятались и подглядываем!
Глазищи вытаращила, огромные серые, как вода в Неве, и аж не дышит! Пацанка совсем. Миленькая. Волосы хорошие – светлые, по плечам – как меховой воротник. Кожа бледная, аж светится. Местная, сразу видно. Питерский ребенок, солнца не видавший. И секса тоже. Потому и прилипла. Или сама хочет? На траве принародно? Нынешние ссыкли – они такие…
В штанах снова загорячело до ломоты и страшно вдруг захотелось разложить эту сероглазую на траве и иметь долго-долго, как секс-гигант в бейсболке.
– Слышь, давай трахнемся! – шепнул он ей в ухо, обойдя куст сзади.
Девчонка дернулась, испуганно ойкнула и метнулась на дорожку. Волан юбки зацепился за шиповниковые колючки. Сероглазая дернулась и замерла, будто бабочка на булавке.
– Пошли, – ухмыльнулся Рома, – я тут рядом живу. Перепихнемся по-быстрому! Раз десять, наверно, кончила, пока наблюдаешь?
– Дурак! – вспыхнула всем бледным лицом девчонка и заплакала.
Слезы брызнули, как из крана, отвернутого на всю катушку. Даже до Ромы долетели. Она зло дернула юбку и, оставив кусок волана на гвоздях шиповника, выскочила на асфальт. Бегом, утирая на ходу слезы, заторопилась в сторону Большого.
