первым теплым ливнем – тайным, без грома, но щедро и благодатно.
Отдавай чалку!
Не долго пришлось им слать. Но проснулись они бодрыми, будто тайный дождь смыл у обоих с души последнюю тяжесть.
В окно тянуло свежей умытой хвоей, прелью оживающей земли.
…Старая проторенная тропинка к катеру. Знаком каждый кустик, каждая заливинка.
Вот и последний раз шли они этой дорожкой, последний раз вспугивали тонкоголосых куликов.
Каждый думал о своем, а по сути дела об одном и том же: что уже никогда в жизни больше не приведется им ремонтировать здесь не только этот катер, а и никакой другой. И берега, и катера, и люди – все будет другое.
Стрежнев походя гладил мокрые кусты дубняка, как бы говоря: «Расти, расти…» Вроде искал себе новых береговых друзей…
Оба думали и даже были уверены, что сегодня наконец дизель заведут и ходить больше сюда будет незачем – надо обживать катер.
Олег в это утро опередил их – сидел на палубе, ждал.
Быстренько подключили привезенные аккумуляторы, Олег сам покачал масло и коротко, не глядя ни на кого, сказал:
– Пробую.
Двигатель дернулся, недовольно фыркнул, но могучая сила двойных батарей поборола его норов, наддала так, что от цилиндров просочился дым. Один цилиндр хлопнул, другой и… раскатилось!
Новый густой звук, дружная сила ожили внутри машины. Теперь дизель сам неудержимо рвался вперед, пожирая солярку, масло… Задрожали слани, переборки, стекла на фонаре. Цилиндры требовали все больше горючего, тая в себе еще неведомую, сокрытую силу. Но Олег довел обороты до семисот и опустил руку. Он взглянул на Стрежнева с Семеном, и губы его невольно дрогнули, а глаза сощурились, и в них засветилось колючее мальчишеское озорство: «Вот как я!»
И Стрежнев с Семенам не сдержались – тоже растаяли в улыбке, но тут же спохватились, разом посуровели и стали ходить вокруг двигателя, озабоченно щупать его. Дотрагивались до труб, форсунок, насосов, заглядывали на щиток приборов, иногда подталкивали друг друга, показывая на то, на другое… Начался тот немой, понятный только механикам разговор, когда спрашивают и отвечают руками, улыбкой, пожиманием плеч или покачиванием головы – когда за каждым жестом скрыто понимание целой системы, узла…
Стрежнев достал пачку сигарет, и все молча потянулись к ней, наскоро вытирая ветошью руки.
Довольные, прикурили от одного огонька и, медленно выпуская дым, стали вслушиваться – «пробуя» работу двигателя на звук.
Семен сходил на палубу, проверил, идет ли за борт вода из системы охлаждения. Бежала.
Олег прибавил оборотов еще – отчаяннее заколотилось нутро машины; мельче задрожало все вокруг, и еще веселее стало всем. Теперь только пятьсот-шестьсот оборотов отделяли их от настоящей навигации.
И все-таки еще думалось: «Вдруг на следующих оборотах двигатель изменит звук, собьется…»
