электричка, машины на пыльной станции…
К компании, где и так почти не было знакомых, как-то незаметно присоединили человек пять с винзавода. Пока от электрички ехали на грузовиках в центральную усадьбу колхоза, «винзаводчики» ожесточённо набегали на магазины, орали песни и даже к сумеркам не угомонились.
Сразу по приезду прикомандированную «пятёрку» местные власти решили отправить в дальнюю деревню, километров за двадцать. Когда же в темноте и суматохе выбирали повариху для них, неожиданно выбор пал на Наташу. Кирилл увидел, как она растерялась, с надеждой оглядываясь по сторонам в поисках помощи, а крепкая по части вина группа даже перестала горланить свои песни, с интересом разглядывая неожиданную попутчицу. Кириллу стало не по себе от мысли, что она останется одна с этими парнями.
Он взял её рюкзак: «Идём со мной». Она, видимо привыкшая к исполнительности, робко воспротивилась:
– А как же?..
– Обойдутся, – и они пошли.
– Как мало я тебя знаю, – тихо сказала она тогда, – но как мне уже спокойно с тобой.
…Утром его разбудил шум трактора. Заранее предчувствуя утреннюю свежесть, и потому осторожно ступая по прохладным половицам, он вышел на крыльцо. Отполированные деревянные перила и ступени густо запотели, но солнце уже снимало с них лёгкое дыхание августовской ночи. Оранжевый, цвета апельсина, трактор, свернул в длинный узкий проулок и заглох. Тракторист, крепкий парень в расстёгнутой на груди рубахе, сидел на гусенице и задумчиво счищал с траков чёрную, липкую землю, Кирилл видел, как солнце начинало играть на их шлифованных гранях.
За домом справа, синел лён, а вдалеке он переходил в сочную зелень хвойного леса. Вокруг было так мирно и просто, что захотелось зажить по-другому – не так, как в городе. И когда в соседнем доме, куда поселили девчонок, хлопнула дверь, и раздался голос Наташи, он обрадовался.
– Доброе утро, Кирилл!
– Здравствуй, Наташа. Хорошее утро!
– Удивительное. Что, пойдём на колодец или ты по привычке – из рукомойничка?
– Я мигом.
Колодец был на удивление новым, ладно срубленным, с чётко выделанными венцами. А в светлой окантовке сруба глубоко и тёмно холодилась вода. Кирилл, по-деревенски смочив росой ладони, бросил ведро вниз. Ворот колодца без скрипа податливо закрутился, с каждой секундой всё быстрее и быстрее, казалось, уже и не остановишь ничем. Но Кирилл обхватил ворот ладонями, их приятно зажгло, и ведро послушно остановилось у самой воды.
– Здорово у тебя получилось. В деревне рос?
– Если бы… К прабабке… иногда… на лето.
Умывались на лужайке. Весело. Она лила ему воду на спину, потом умывалась сама, пила из ковша, а он видел в воде её глаза, добрые и удивлённые…
– Где ты был!? Мне так вдруг страшно стало, – Наташа плакала редко, разве украдкой от него. При нём – редко. Сейчас слёзы стояли у неё в глазах. – Эта машина над обрывом, и ты ушёл… –
