теме и тревожный цвет солнца: кадмий лимонный, жёлтый, оранжевый.
– У Платонова: «шумящее от огня солнце».
– Хорошо сказано. Хотя у Платонова всё-таки чёрно-белый язык.
– Скорее – неправильный, но притягательный.
– Вы знаете, я хотела, чтобы Ваш портрет был таким же.
– Но про Платонова и другое говорят: был обыкновенный человек, а его будто контузило немного, и язык его стал ненормальным… Так, а что у нас с зеркалом?
– И тут ничего особенного я не придумала.
– Крометого, что играющие в карты ребята подозрительно смахивают на ГЮЛей – соучредителей.
– Зеркало здесь «иллюзорный проём» в другой мир: со своей психологией, ценностями. Вы, удостоверившись, что день закончился нормально, что на смену сделавшим работу людям, идут другие, уже чуть отвернулись от происходящего за окном, а перед Вами иные люди, а Ваши интересы и заботы их не то, чтобы не волнуют, но они из другого пространства картины, хотя и присутствуют в этом же кабинете.
– И откуда тебе было знать, что они сделают с заводом?
– А они проиграли его в карты?
– Почти.
– В переводе на немецкий язык, зеркало – это Spiegel. Совсем созвучно – Spiel – игра, или – spielend: играючи, легко, шутя и без усилий.
– Хорошо, что они не видели этой картины тогда.
– Ты когда уезжаешь, Таис? – он всё ещё стоял спиной к ней. Хотелось подойти и приобнять его за плечи или прислониться к напряжённой спине – просто по-женски. Она даже сделала шаг и тут же испугалась себя.
– Недели две пробуду, – взяла со стола пустые чашки из-под выпитого кофе и собралась на кухню.
– Я тебе ещё интересен? – он повернулся.
– Конечно, – задержалась Таис.
– Значит, будем заканчивать? – однако он сомневался или думал о чём-то другом.
– Если получится, – и она опять поставила чашки на стол. – Вы так поседели.
– Постарел?
– Нет. Возмужали.
– Раньше как-то некогда было об этом думать. А сейчас достаточно и времени, и поводов, – Кирилл Николаевич медленным взглядом осматривал комнату, и его взгляд остановился на стареньком бабушкином серванте. – Слоны! – удивился он. – Все семь штук! – он подошёл к серванту, с трудом раздвинул стёкла в ссохшихся от старости полозках. – А у меня три штуки только осталось.
– Потеряли? – Таис удивилась его вниманию к, казалось бы, ненужным вещицам.
– Скорее приобрёл. Продай мне их.
– Забирайте, – ей стало смешно. – Дарю.
Он так обрадовался, что она именно теперь и задала ему вопрос, мучивший её последние дни.
– Портрет Маши. Зачем Вы поместили его на выставке-акции?! Да ещё с подписью, – Таис не решалась произнести её вслух, хотя помнила наизусть: «Портрет девушки перед повзрослением и поездкой в Голландию – страну тюльпанов
