привлекал к себе еще и барской осанкой, громогласным голосом и бурлящим темпераментом.
Актеров он за людей не считал, и на репетициях орал на них с исступлением, способным обрушить центральную люстру и расколоть стены. «Когда же вы влезете в шкуру персонажа и перестанете его «изображать»?» – бушевал он.
Актеры нервничали: женщины плакали, мужчины регулярно отходили в кулисы сделать несколько нервных затяжек. Они ненавидели и боялись его, но уходить в другие театры не спешили. Эндрю Крокер был гениальным режиссером, и если в актере была хоть кроха таланта, он вытаскивал ее на свет Божий.
Наташино появление в труппе прошло незамеченным: ей дали два маленьких ввода в уже существующие спектакли и много массовок. Она была разочарована, но подчинилась установленному правилу: первые несколько лет молодой актер проводил на заднем плане.
Ее время пришло нежданно, когда начались репетиции «Укрощения строптивой» и Крокер поставил ее во второй состав на роль Катарины. Наташа обрадовалась, но не особо: в первом составе играла тогдашняя прима. Шансов, что она не справится с ролью, не было, и Наташе оставалось только следить за репетициями из темноты зала. Но, как часто это и бывает, вмешался случай: когда до премьеры оставалось меньше недели, прима слегла с ветрянкой. Откладывать готовый спектакль было финансово убийственно, и Крокеру ничего не оставалось, кроме как в отчаянии крикнуть: «Майлз, на сцену!»
Наташа ворвалась в спектакль вихрем, с выученным текстом и знанием всех мизансцен. Ее Катарина была неукротима, как степная лошадь, горда и неотразима. Напор, энергия молодости и страсть били из неё клокочущим фонтаном. На спектаклях зрители выли от восторга, театральные критики безоговорочно признали ее одной из талантливейших молодых актрис. Звезда Наташи Майлз взошла. Она стала визитной карточкой театра.
Потрясенный мощью ее таланта, Эндрю Крокер занял Наташу во всех своих постановках. Наташа ответила удесятеренной работой. Ее трудоспособность была колоссальна. Она доказывала свой талант каждый день, и Крокер, больше всего ценивший в артистах преданность делу, сделал ее ведущей актрисой. Они полюбили друг друга, как отец и дочь, учитель и любимая ученица, режиссер и его идеальный артист. Зрелый мужчина, лев-самец в своем театре, он таял от одного ее появления, взгляда, присутствия на сцене. Она же – актриса уникального таланта – была в руках своего режиссера только инструментом, материалом, из которого можно было лепить все, что угодно.
Не знать о своей власти над мастером Наташа не могла, и будь разница в возрасте немного покороче, наверное, влюбилась бы в него. Но он был счастливо и долго женат, у нее бурлила своя любовная жизнь. Они слились только в творческом союзе и оставались верны друг другу на протяжении тридцати лет. Все приглашения в другие театры отклонялись категорически. Единожды признав над собой власть Эндрю Крокера, актриса шла за своим мессией всю жизнь. И сейчас он должен был её спасти. Она набрала знакомый номер и попросила о роли. На
