было такое, точно в меня вонзили нож. Я поверить не мог, что она действительно так думала и так сказала. Должно быть, мне показалось. Она бы никогда… Ведь правда?…
Дебора же целую вечность смотрела на меня, сжимая зубы. На мгновение в глазах ее блеснуло иное, едва заметное выражение; нерешительная, мимолетная мысль, которую мне почти удалось поймать: о том, что она, Дебора, никогда бы такого не сказала, а теперь сама поверить не могла, что все-таки это сделала.
Но мысль исчезла, умчалась на всех парах; Дебора устроилась поудобнее и едва заметно кивнула, словно была рада, что наконец призналась в терзавших ее чувствах. А потом, желая уничтожить меня наверняка, она ядовито повторила:
– Приемный. Ты никогда по-настоящему не был мне братом.
Она смотрела на меня еще целую вечность, а может, и две, – потом поднялась, собрала свои бумаги и пошла прочь.
Глава 4
Не знаю, как долго я там сидел. Казалось, бесконечно. Но в какой-то миг я почувствовал у себя на плече руку Лазло, пытавшегося поднять меня на ноги. Я позволил отвести себя в камеру и надежно запереть, но по пути наверх ничего не видел и не слышал. В моей несчастной голове осталось место лишь для одной мысли, которая играла на повторе: «Ты никогда по-настоящему не был мне братом».
Дебора произнесла эти слова. По-настоящему произнесла и взглянула на меня, вполне ими удовлетворенная, а затем, оглушив один раз, повторила – на случай, если в первый раз я не расслышал. Но я расслышал. И теперь слова снова и снова звучали у меня в голове, не позволяя думать ни о чем другом.
Ты никогда по-настоящему не был мне братом.
Я многое знаю о себе. Знаю, к примеру, что никогда не изменюсь. Что всегда останусь Декстером-чудовищем – существом в человеческом обличье, которое по жизни всегда одной ногой стоит в беспроглядной тьме. Знаю, что не способен испытывать искренние человеческие чувства. Это данность, изменить которую нельзя. Я не чувствую. Я не способен.
Так что же это гложет меня изнутри и бьется о скользкие, нерушимые стены моего безупречного холодного безразличия? Что за тошнотворный страх, опустошающий, отравляющий, убивающий меня? Что же это? Определенно похоже на чувства.
Ты никогда по-настоящему не был мне братом.
В глубине души я отчасти осознавал, почему Дебора решила мне не помогать. Ведь карьера для нее – всё, а я, в конечном счете, именно тот, кем ей казался и кем, к ее ужасу, однажды стану вновь. Какой есть, таким и останусь – несомненно, неизменно и охотно. Даже логично, что Дебора считает именно так, однако я никогда не думал, что от слов она перейдет к делу; что ж, по крайней мере я понимал почему.
В отличие от последних ее слов… Она отреклась от нашей прожитой вместе жизни, отказалась от семейных уз, бравших начало в домике с пышным садом, где еще была мама и даже Святой Гарри со своим Планом… Тридцать с лишним совместно прожитых лет она отшвырнула, словно раздавленного машиной енота… и швырнула мне в лицо. Даже не единожды, а дважды – холодно, неуклонно и, стоит заметить, жестоко. Этого я не понимал. Такое поведение выходило за рамки обычного
