мальчишек вопили и кричали, и Бэзил пытался хотя бы в этом превзойти Рипли в глазах девушки, но через несколько мгновений все, кроме него, утихли, и не было вокруг других звуков, кроме звуков редких ударов лодки о деревянные бортики канала; даже не глядя, он знал, что Рипли удалось обнять девушку.
Они вплыли в красное зарево: это была сцена Ада, с ухмыляющимися демонами и пылающими бумажными кострами; он обнаружил, что Элвуд и его девушка сидели рядом, касаясь друг друга щеками, – затем огни погасли, и стали видны темные, как бы полированные, пятна на воде, и снова мимо них шла поющая лодка, то ближе, то дальше. На некоторое время Бэзил притворился, что у него возник жгучий интерес к той, другой, лодке, и он принялся шумно приветствовать ее пассажиров, благо они проплывали вблизи. Затем он обнаружил, что лодку можно было без особых усилий раскачать, и это убогое развлечение продолжалось до тех пор, пока Элвуд Леминг не повернулся к нему и не крикнул, не скрывая раздражения:
– Эй! Ты что творишь?
Наконец, они подплыли к выходу, и парочки разделились. Жалкий неудачник Бэзил выпрыгнул из лодки на берег.
– Давайте купим билеты и прокатимся еще раз! – воскликнул Рипли.
– Только без меня, – сказал Бэзил с напускным равнодушием. – Пора домой!
Рипли торжествующе засмеялся. Девушка к нему присоединилась.
– Ну, пока, малыш! – весело крикнул Рипли.
– Заткнись! Пока, Элвуд!
– Пока, Бэзил.
Лодка вновь отчалила; руки снова легли на плечи девушек.
– Пока, малыш!
– Пока, балбес! – крикнул Бэзил. – Где ты взял штаны? А? Где ты взял штаны?
Но лодка уже исчезла в темной пасти тоннеля, оставив Бэзилу лишь эхо насмешек Рипли.
Во все времена мальчишкам хочется поскорее стать взрослыми. И иногда они заявляют вслух о своем нетерпении расстаться с остатками детства, хотя все остальное время они более чем довольны быть просто мальчишками, выражая это действиями, а не словами. И Бэзилу иногда хотелось быть постарше, но только на «чуть-чуть» – не больше. Взрослые брюки не были для него так уж важны: ему, конечно, хотелось бы одеваться «как взрослые», но эта деталь костюма не обладала в его глазах такой романтической привлекательностью, как, скажем, форма футболиста или офицера или шелковый цилиндр и накидка, в которых благородные грабители из комиксов имеют обыкновение красться по ночным улицам Нью-Йорка.
Но на следующее утро длинные брюки превратились в предмет первой необходимости. Без них он был отрезан от своих сверстников, смеявшихся над «мальчуганом», который до сих пор был их вожаком. Тот факт, что вчера вечером какие-то «пташки» предпочли ему Рипли, не имел для него особого значения; но Бэзил был настоящим спортсменом, и дух соперничества не позволял ему закрыть глаза на то, что его вызвали на поединок как раз в тот момент, когда одна из его рук была крепко привязана за спиной: это было нечестно. Он чувствовал, что нечто подобное
