орган стал таким же, как у малышек. Он разрезает одежду и обнажает их тела, которые еще не стали телами взрослых женщин, которыми они хотят казаться. И на том месте тела, которое определяет их пол и являет собой надругательство над его представлением о детстве, он удаляет волосы, являющиеся признаком зрелости, и заменяет их лакомством, сладким пирожным, символизирующим ушедшие времена, традиции этой долины, возврат в детство и, возможно, какие-то еще ценности. Он не одобряет их выбор одежды, наличие макияжа, их взрослое поведение. Поэтому он их наказывает, воплощая в них свой идеал чистоты. Он никогда их не насилует, потому что это последнее из того, что он хотел бы с ними сделать. Он хочет удержать их от растления, от греха… А самое ужасное во всем этом то, что если я права и это именно то, что не дает покоя нашему убийце, то он не остановится. Прошло больше месяца между убийствами Карлы и Айнои и всего три дня между убийствами Айнои и Анны. Он считает, что его провоцируют, он очень самонадеян. По его мнению, у него очень много работы. Он будет ловить все новых девочек и возвращать им их чистоту… Даже то, как он располагает их руки ладонями вверх, символизирует доверчивость и невинность.
Амайя замерла, как будто ее осенила какая-то догадка. Где она видела эти руки… этот жест? Она обернулась к Ириарте и указала на него пальцем.
– Инспектор, вы не могли бы принести сюда календари из вашего кабинета?
Ириарте отсутствовал меньше двух минут. Он положил на стол календарь с иконой «Непорочное зачатие» и еще один, с Лурдской Богоматерью. Девы кротко улыбались, излучая благодать и опустив вниз вдоль тела руки с развернутыми вперед ладонями, из которых исходило солнечное сияние как символ безвозмездного даяния.
– Вот оно что! – воскликнула Амайя. – Он уподобляет их девам.
– Этот тип конченый псих, – пробормотал Сабальса, – и хуже всего то, что мы можем быть уверены – он не остановится, пока мы его не остановим.
– Давайте обновим его психологический портрет, – предложила Амайя.
– Мужчина в возрасте от двадцати пяти до сорока пяти лет, – начал Ириарте.
– Я думаю, что мы можем сузить эти рамки. Я склоняюсь к мысли, что он не особенно молод. Это отвращение, которое он демонстрирует к юности, не соответствует образу молодого мужчины. Он не склонен к импульсивности, очень организован, приносит на место преступления все, что ему может понадобиться, и, тем не менее, убивает своих жертв в другом месте.
– Где бы это могло быть? – вмешался Монтес.
– Я не думаю, что это какое-то конкретное место. Во всяком случае, это не дом. Не может быть, чтобы все эти девочки согласились войти к нему в дом. Следует также иметь в виду, что в момент нападения жертвы не защищались, разумеется, за исключением Анны, которая сопротивлялась до последнего. Одно из двух: или он их подкарауливает и неожиданно нападает, рискуя быть замеченным, что не очень вяжется с его почерком, или уговаривает их отправиться с ним в другое место, либо, что более вероятно, сам их туда привозит. Это предполагает
