– хватало и того, что по весне высаживали цветочную рассаду, подрезали засохшие ветки и убирали мусор с дорожек. По мнению Мерсера, это выглядело недурно, но спутница Корнелиса ван Бойда хотела слушать об императорских садах, и он, как умел, поведал о тамошних красотах: террасах, гротах, фонтанах и статуях, изображавших древних богов и богинь.
– Вам хотелось бы там побывать, госпожа Григан?
К его удивлению, она покачала головой.
– Нет, вовсе нет.
– Но вы так внимательно слушали…
– Все мы любим слушать сказки, но не стоит путать их с реальностью. Для меня и это, – она показала вокруг, – как сказка. А через неделю я вернусь в Гормунд, и снова начнется жизнь. Обеды с дядьями, тетками и кузинами, церковь, рукоделие… Поймите, сударь, мне не на что жаловаться. Я неплохо живу, обо мне есть кому заботиться…
– Может быть, излишне заботятся?
– Да. Если бы хоть немного свободы… просто ходить туда, куда хочу… говорить с кем хочу… больше ничего.
– Ничего?
Он задержал ее руку в своей, и она не стала вырываться. Все шло как по нотам. Мерсер прекрасно знал, когда женщина ждет, чтоб ее поцеловали, и сделал это. И мог бы поклясться, что она отвечает ему вполне искренне. От дальнейших действий пришлось воздержаться: здесь не Тримейнский парк, гротов с беседками не имеется, зато за каждым поворотом аллеи торчит стражник, следящий за благопристойностью.
Потом она отстранилась.
– Я оскорбил вас?
– Нет… Я сама дала повод… А сейчас, прошу вас, уйдем. Иначе на нас все будут смотреть.
Довольно долго они шли молча. Затем Мерсер спросил:
– Значит, вы покидаете Свантер через неделю?
– Не знаю точно… это будет зависеть от того, когда за мной приедут… – После паузы она задала вопрос: – А вы где остановились в Свантере?
– Я снял комнату на Корабельной улице у одной почтенной дамы.
– А, матушка Кинран…
– Вы ее знаете?
– Встречались когда-то. Вряд ли она помнит даже мое имя. И сейчас нам пора прощаться.
– Но мы еще увидимся до вашего отъезда?
– Не знаю… может быть.
– Когда?
– Я не хочу назначать вам время и место… и вы ничего не называйте. Если этого не удастся избежать, пусть будет, что будет.
И поспешила прочь, по направлению к площади.
Мерсер не стал ее догонять. На сегодня не было смысла. Когда он целовал ее, капюшон соскользнул с ее головы, легкие сухие волосы выбились из строгой прически, и Мерсер увидел на мочке левого ее уха бледную полосу.
Шрам.
Монологи несчастной мещаночки, тоскующей о свободе (капитан Бергамин пришел бы от них в восторг и вставил бы в роман, переделав Герду Григан в очередную принцессу), произносила Анкрен, беглая колдунья, несомненно мошенница и, возможно, убийца.
Мерсер
