сопротивления, проходила сквозь зеленую стену. По окнам барабанили яркие растрепанные цветы, в которых копошились пчелы, шмели и майские жуки.
– Мы как Алиса в Зазеркалье! – крикнула Алена.
А потом кустарник окончательно расступился, и все увидели пыльную дорожку с волнистым асфальтом, потрескавшимся от силы находившихся под ним корней множества акаций. По дорожке навстречу их автобусу с хриплым лаем бежала большая лохматая собака. За лохматой собакой, опять же с лаем, спешила средняя собака грязно-белого цвета. И наконец самой последней ковыляла совсем маленькая коротколапая собака с лысой спиной. Эта собака уже не лаяла, а кашляла.
Катя выкатилась из остановившейся машины и побежала навстречу собакам. Мама закричала, боясь, что собаки ее разорвут, но две собаки вдруг повернулись и побежали в противоположную сторону, а лысая от ужаса упала на асфальт и, сдаваясь, перевернулась лапами вверх.
– Видели? Боятся, что Катька их насмерть заобнимает! Я бы тоже испугался! – сказал Петя и опять так дико заржал, что Вика стала требовать высадить Петю из машины, потому что он ее совсем оглушил.
– Да я и сам уйду! – сказал Петя и выполз из машины через опущенное заднее стекло. За Петей выбрались Алена, Костя, Саша и Рита.
Все они столпились перед автобусом, и папа уже не мог никуда ехать и заглушил двигатель.
– И где дом? – спросила мама.
– А вот! – сказал папа, показывая рукой на то, чего мама из автобуса не могла видеть.
Мама вышла и увидела дом. Он был с облупившейся штукатуркой, но это не бросалось в глаза, поскольку второй этаж и крыша были обвиты виноградом, а первый этаж, где у винограда были только толстые лысые стволы, обтягивал цветущий шиповник, завивавшийся на решетках окон.
Ворота у дома были двустворчатые, железные, в два человеческих роста, выкрашенные черной краской. Уже много лет они ржавели и их старательно красили поверх ржавчины. Они опять ржавели, и их снова красили. В результате ворота, как ни странно, получились очень красивой фактуры – неровные такие, шершавые, точно живые. Внизу, где ворота ржавели сильнее, кое-где образовались маленькие дырочки.
Рита и Саша уже лежали на животе, пытаясь в дырочки подглядеть, что происходит во дворе.
– Мама, смотри! Смотри! – кричали они.
– Ну, господи помилуй! – сказала мама.
Она осторожно подошла и провела рукой по воротам. От солнца черная краска разогрелась и обжигала ладонь. Налетел ветер. Ворота натянулись как парус и загудели. Маме хотелось немного постоять здесь и попытаться поймать в сердце отзвук, который подскажет, тот ли это дом, о котором она мечтала, или будет какой-то другой, но папа уже спешил открыть ворота, а Саша ухитрился залезть на них и сидел, свесив ноги, почти на уровне второго этажа. Все кричали, требуя, чтобы он спускался, но Саше нравилось сидеть так высоко. Он перелез на столбик ворот, а со столбика – на балкон. Карабкался он легко, как обезьянка.
