знания (психологии, биологии, математике). Отводя науке строго определенную область исследований и ограничивая ее гносеологические возможности конкретной сферой, он ставил научное знание значительно выше, чем, например, Кант. Как указывает И. Блауберг, Бергсон вовсе не отвергал способность разума достигать абсолютного знания о мире[231].
По наблюдению исследователя, подобный взгляд на гносеологические возможности разума сложился у Бергсона, начиная с «Творческой эволюции». «В принципе, позитивная наука касается самой реальности, если только она не покидает своей области – инертной материи» – «En principe, la science positive porte sur la réalité méme, pourvu qu’elle ne sorte pas de son domaine propre, qui est la matière inerte»[232]. «…Интеллект, стремящийся к действию, которое должно быть выполнено, и к противодействию, которое должно последовать, интеллект, ощупывающий свой объект, чтобы ежеминутно получать о нем меняющееся впечатление, – соприкасается с чем-то абсолютным» – «…une intelligence tendue vers I’action qui s’accomplira et vers la reaction qui s’ensuivra, palpant son objet pour en recevoir a chaque instant l’impression mobile, est une intelligence qui touche quelque chose de l’absolu»[233]. Аналогичные мысли высказаны Бергсоном во Второй части Введения к сборнику «Мысль и движущееся», содержащему тексты 1903–1922 годов[234]. В этом пункте Бергсон расходился с контовским позитивизмом, постулировавшим относительность всякого «фактического», «позитивного» знания: опытное знание не может быть абсолютным, поскольку связано с чувственными восприятиями и преходяще, ситуативно.
«…Наш разум предпочитает… раз и навсегда с горделивой скромностью возвестить, что он может познавать только относительное, а абсолютное – не в его компетенции, – говорит Бергсон. – Это предуведомление позволяет ему без стеснения применять свой привычный метод мышления, и с оговоркой, что он не касается абсолютного, он авторитетно высказывается абсолютно обо всем»[235]. Кроме того, как отмечает Блауберг, этот же пункт отличает концепцию философа от гносеологических аспектов прагматизма: «Бергсон всегда признавал возможность истинного познания в традиционном его понимании, т. е. как „бескорыстного“, незаинтересованного, а потому совершенно объективного; он не считал, что рамки, налагаемые действием на познание, абсолютны»[236].
Предлагая свою гносеологическую программу в целом и методологию в частности, Бергсон не предполагал «конкурировать с научным знанием»; более того, он полагал, что в подведомственной им сфере позитивные науки обладают превосходными методами. «Я хотел бы знать, существует ли среди современных концепций науки теория, которая ставила бы выше позитивную науку»[237], – заметил Бергсон в своем выступлении на заседании Французского философского общества в 1907 году. По словам И. Блауберг, в бергсоновской концепции «утверждается, что наука способна достичь абсолютного, что она, вопреки Канту, не является относительной, т. е. обусловленной исключительно состоянием человеческого интеллекта»[238]. Бергсон определял свою позицию как приписывание интеллекту возможностей,
См., например:
См.:
