кислое вино и велел он его поставить себе, чтобы было при чём сидеть. В низком помещении, довольно обширном, с маленькими окошками, никого уже из городка не было, только очень многочисленная еврейская семья выходила, кружа около прибывшего и с интересом к нему присматриваясь. С тем, который играл роль хозяина, мужчиной среднего возраста, разговориться было трудно – такой язык использовал. Лишь через добрых четверть часа притащился старик, еврей с седой бородой и палкой, в высокой шапке, который, подойдя даже к столу, начал приглядываться к молчащему Никите. От слова к слову дошло до беседы.
Весь смысл был в том, чтобы говорить не много, но узнать как можно больше. Поначалу оба, по-видимому, одинаково имели это намерение, но старик изголодался по людям и дал вытянуть себя за язык.
Никита не утаивал, с чем прибыл.
Старик смотрел на него с великим вниманием. Он, казалось, изучает брошенные слова, с каким человеком имел дело и безопасно ли было с ним говорить. Из речи было видно, что он боялся людей и свет знал достаточно, чтобы не доверять никому.
Дабы что-нибудь вытянуть из старика, Никита начал описывать впечатление, какое на него произвели замок и околица.
– Ежели сюда ясно дамы приедут, – проговорил еврей, – а будет в чём-нибудь нужда, пошлите к нам; что будет возможно, достанем.
– А откуда же возьмёте?
Жид сделал удивлённую мину.
– Разве до Каменца доехать нельзя, хотя там турки сидят. Мы обычные приграничные люди, имеем разрешение от паши и с татарами должны знаться…
– Тогда и пан Доршак тоже? – спросил Никита.
Старик начал сильно качать головой, но слово как бы мимовольно из него вышло.
– Вун! – воскликнул он. – Он с ним трубку курит! Он с ним кофе пьёт, он с ним баранину ест, он ему наилучший приятель! – рукой в воздухе он сделал необычный знак и склонил голову.
– За это хвала Господу Богу! – отпарировал Никита. – Ибо наша пани, по крайней мере, будет в безопасности.
Старичок очень долго молчал, задумавшись.
– А! Вероятно! – но странно пожал плечами.
С час так, может, Никита медленно добивался от старца доверия, который наконец сел при нём. Он спросил о мечнике, его богатстве, связях, значении и, слушая, вздыхал. Никита самым естественным образом обрисовал ему своего пана в наипохвальнейших красках. Выслушав, старик положил ладонь на его руку и шепнул:
– Будь, господин, осторожен.
Никита, платя за это доверие, сказал ему на ухо:
– Достаточно на него посмотреть, чтобы самому себе это сказать.
– Это опасный человек, – добавил еврей, – но цыц… и молчок…
Снова пошло тяжело, а Никита поведал о пане и его доброте и благодарности к тем, кто ему честно служат. Еврей слушал. Доверительно спросил его потом, как ему себя вести.
Старик задумался.
– Ты,
