что герцогиня никогда не жаловалась и не искала сочувствия. На всевозможные участливые расспросы о своем самочувствии леди неизменно отвечала: «Очень хорошо», а если кто-то принимался сожалеть о том однообразном существовании, которое она влачила, лишь смеялась в ответ, говоря, что жалость не производит на нее должного впечатления, посему выражения сочувствия лучше приберечь для тех, кто вынужден прислуживать ей. Что до нее самой, то, поскольку сын регулярно сообщал герцогине свежие лондонские сплетни и новости, внук развлекал своими забавными выходками, невестка обсуждала с ней последние веяния моды, кузина терпеливо сносила все ее причуды, горничная обожала и лелеяла свою хозяйку, а старинный друг, мистер Лейберн, читал вслух книги по выбору ее светлости, то она полагала, что скорее уж ей нужно завидовать, чем жалеть ее. Никто из посторонних даже не догадывался о том, что она пишет стихи, и лишь близкие герцогини знали об этом. Мистер Блэкуэлл опубликовал уже два сборника ее поэм, снискавших большую популярность в высшем свете; хотя они, разумеется, были подписаны псевдонимом, личность автора вскоре стала известна, что лишь привлекло к ним повышенное внимание.
Когда Сильвестр вошел к ней в гостиную, она писала за столом, специально изготовленным для нее местным плотником; по высоте стол идеально подходил к ручкам кресла с подголовником. Однако, увидев, кто к ней пожаловал, герцогиня сразу отложила в сторону перо и приветствовала Сильвестра улыбкой, куда более очаровательной, нежели его собственная, поскольку в ней таилось намного больше тепла. Ее светлость воскликнула:
– Я очень рада видеть тебя! Но при этом сожалею, родной мой, что ты вынужден оставаться дома в первый солнечный день за целую неделю, вместо того чтобы отправиться на охоту!
– Скука смертная, не так ли? – отозвался его светлость, наклоняясь, дабы поцеловать ее в щеку.
Герцогиня положила руку на плечо сына, и он на мгновение замер, вглядываясь в ее лицо. Очевидно, он остался вполне удовлетворен увиденным, поскольку перевел взгляд на воздушную плетеную сеточку, покрывавшую черные как вороново крыло волосы миледи, в которых уже серебрилась седина, и сказал:
– Очередная обновка, мама? Этот чепчик очень идет тебе!
В глазах герцогини заискрились смешинки.
– Признавайся, – сказала она, – это ведь Анна посоветовала тебе обратить внимание на мой новый головной убор!
– Вот уж нет! Или ты думаешь, что твоя горничная должна подсказывать мне, когда ты выглядишь особенно прелестно?
– Сильвестр, ты делаешь такие трогательные комплименты, что, боюсь, в тебе скрыт отчаянный дамский угодник!
– «Отчаянный» – это слишком сильно сказано, мама! Ты пишешь новую поэму?
– Всего лишь письмо. Дорогой мой, если ты уберешь мой стол и пододвинешь себе вон тот стул, мы сможем немного поболтать о прозе.
Выполнить
