платить Нижней Маме с лихвой. Нет, последователи Нихона отдавали предпочтение использованию честных сил тела, дарованного им при рождении, накапливая ману, как иной атлет накапливает мощь для поднятия гирь и разрыва цепей.
Пожалуй, любой из нихонианцев мог поднять лошадь. Если бы захотел.
Обычно они не хотели.
Гвоздем преткновения в сем методе была усталость. Атлет после ряда мучительных упражнений – тряпка тряпкой. Он желает лишь одного: поесть и отоспаться. Маг же, напротив, обязан по окончании занятий сделаться куда более могучим, причем незамедлительно. Обрати усталость в бодрость, научись трудить плоть без расхода драгоценной маны, и накопление сил станет чистым, звонким, готовым выплеснуться единой волной. В этом чудесном умении и крылась тайна школы мудрого Нихона, изложенная в секретном трактате «Великая Безделица»: мастерство укреплять тело без лишних обременительных действий.
В идеале вообще без действий, но тут Мускулюсу было далеко до славных мэтров.
Приходилось упираться лбом и потеть.
Закончив обязательную маету, он вздохнул, мечтая о временах, когда освоит «Великую Безделицу» в гамаке или на мягкой кушетке. Обтерся цветастым рушником, припасенным заранее; надел рубаху и куртку. Еще раз вздохнул, закашлявшись от вони едкого пикеля. Этой заразой здесь, казалось, пропитались даже стручки на скрюченных в три погибели вербах.
– Умыться не желаете, мастер Андреа?
Это Цетинка. Ясен день, подглядывала.
– Спасибо, голубушка. В другой раз.
Ворота скрипнули, распахиваясь. В спину лаял разноцветный кобель Нюшка; в песке под старой акацией по-прежнему копошилась детвора. Конопатая девчонка удрала, на ее место явилась девчонка постарше, с заячьей губой; суровые малыши оставались на посту, геройски лепя изрядно надоевшие плюшки. Парень-дурачок втолковывал им тайны мастерства, поливая «тесто» из ведерка и временами плетя из шпагата «кошачью люльку», чем несказанно радовал товарищей по труду. Под его руководством плюшки расползались от акации к соседним заборам, образуя концентрические круги. Между некоторыми были проложены веточки, тщательно очищенные от коры.
– Красненький! – кричал парень, и «заячья губа» вглядывалась перед собой, пытаясь увидеть обещанную красоту. – Видишь: красненький! Солнышко зажглось! Ну ты же видишь, Агнешка! – Вижу… – неуверенно кивала «заячья губа». – Солнышко…
– К'асенький! – хором басили малыши.
Что-то в поведении детей неприятно резануло Мускулюса. Да и плюшки, расположенные кругами, раздражали. Колдун велел себе угомониться: не хватало еще, утомясь от поездки, срывать досаду на глупых чадах! Он зашагал прочь, намереваясь свернуть к центру города.
– Доброго пути, мастер Андреа!
Колдун резко обернулся. Парень-дурачок махал ему рукой, скалясь с отменным добродушием. Откуда этот бездельник… Тьфу ты пропасть! Ну конечно, парень слышал, как именовала колдуна Цетинка. Приехали, срывай крышу. С лилльскими
