стороны.
Ну а что же тут поделаешь, коли сын с мамой нашли общий язык и не собираются раздувать желательную скандальность на всё село? Не по-людски как-то получается…
– Заходьте, будь ласка, до дому, до хаты, гости дорогие! – нарочито суетилась дражайшая (уж оставим это определение, дарованное ей самим дьяком!) Солоха. – Сыноньку, ты що ж товарища за стол не сажаешь? Ох, то не по-человечески буде, мы ж, поди, не басурмане, не католики, не турки, а?! Сидайте, сидайте! Може, вже по стопочке горилки, для аппетиту?
Вакула, изумлённый ничуть не меньше Николя, привыкшего уже за долгие годы скорее к мату и проклятиям из уст родительницы кузнеца, молча сел за стол плечом к плечу с другом, абсолютно не понимая, что тут вообще происходит, а его добрая (точно не надо ставить кавычки?) маменька продолжала нагнетать…
– А я-то тесто затеяла, та и не слышу, що там кто-то у хату ломится. Так у мене и не заперто було! От кого б я запиралась-то?! Нешто от сыноньки любимого, кровиночки моей, солнышка моего ненаглядного? – Солоха в страстном порыве чувств даже потрепала Вакулу за щёку. – А що там злые языки брешут, так вы их не слухайте! От я выйду да как погоню всех поганой метлой с моего двора! Ой, та що ж я, як дура, всё болтаю да болтаю?! У мене ж хлопцы голодные-е…
– Сыты мы, – твёрдо сказал голодный до бурчания в животе кузнец, локтем толкая друга. – Ще потравит чем…
– Да, большое спасибо, не беспокойтесь, мы так, зашли на минуточку. Вакула?
– Шо? А-а… та, мамо, мени для колеру кобальтового яйца куриные треба. Два, а лучше шесть.
– Да поди ж в курятнике возьми!
– Ни-ни, мамо. – Вакула встал из-за стола, цепляя маму под руку. – Давайте мы вместе пойдём. А то у вас петух злой як собака! Кусается, зараза, так, шо аж больно.
Солоха упиралась, охала, ахала, пыталась вырваться и удрать, лишь бы не оставлять Николя одного в доме. Но совладать с собственным сыном, слывшим первым силачом во всей губернии, разумеется, не смогла. Таким образом, у нашего героя было примерно три-четыре минуты, каковыми он и воспользовался в полной мере, проводя такой бессмысленный и беспощадный шмон, на который разве что способен только миргородский отец настоятель, проверяющий личные вещи бурсаков.
В единый миг чисто прибранная ухоженная хатка стала подобна разграбленной французами Москве или ордами варваров Риму! Всё вверх дном, всё разбросано, раскидано, перевёрнуто, опрокинуто, распахнуто, выпотрошено и развёрнуто. А толку с гулькин нос…
– Неужели Вакула обознался?
И где-то на третьей минуте разрушения крестьянского быта молодому человеку улыбнулась удача. Ну-у как улыбнулась…
– Чё надо, гимназист?
Из бадьи, где Солоха собиралась или уже поставила тесто, на Николя глянула мерзкая немытая рожа со свиным пятачком, козлиными рогами, собачьими ушами, кабаньими глазками, испанской бородкой и тонкими усиками, как у самого что ни на есть петербургского щёголя.
– Э-э?!
– Крышку
