отвечало моему новому увлечению – я давно восхищалась карликовыми деревцами бонсай, а теперь решила их разводить. Как-то раз забавы ради я сходила на несколько уроков по этой теме и обнаружила, что уход за бонсай удивительно успокаивает. Бо́льшая часть моей жизни уходит на размышления, поэтому приятно ради разнообразия делать что-то руками. Кроме того, тщательный уход за деревцем напоминал мне терпеливую работу с пациентом.
Прежде чем выйти из машины, я быстро глянула в зеркало, чтобы убедиться, что меня никто не подкарауливает. Прошлым летом на меня напали в Нанаймо – это стало еще одной причиной для переезда, хотя я и раньше о нем думала. Обошлось без травм, но я потеряла сознание и не видела нападавшего. Одна из моих пациенток в тот момент переживала тяжелую ситуацию со своим биологическим отцом, которого мы поначалу и заподозрили. Но по мере того как продвигалось расследование, этот вариант казался все менее и менее вероятным. Другая моя пациентка недавно ушла от мужа, который считал, что она пренебрегала своим долгом ради визитов ко мне. Иногда он выражал свое недовольство кулаками. Когда он пришел ко мне, я отказалась говорить, куда она переехала. Неделю спустя на меня напали. Полиции не удалось доказать, что это был он, но я в этом не сомневалась.
Дорогу перебежала невозможно тощая черная кошка и потрусила в сторону кладбища Росс-Бэй. Я вошла в дом, думая о том, найдет ли она, где согреться. Последний мой кот, Пушок, умер в июне, и я еще не чувствовала в себе сил завести нового. Я приняла ванну, чтобы смыть больничный запах, натянула любимый серый спортивный костюм, заварила себе чаю и тогда – только тогда! – позволила себе задуматься о том, что услышала сегодня.
Мать говорила, что после нашего ухода коммуна переехала в Викторию, и я думала, что постепенно она распалась. Много лет назад мы с приятелем ехали по шоссе, подыскивая хороший пляж, и вдруг я заметила знакомые строения. Мой друг захотел остановиться, потому что много слышал о том, что в этих местах живет группа хиппи. Я не говорила ему, что сама когда-то там жила, и мне тоже стало интересно. Мы прогулялись по изрядно разросшемуся лагерю, который теперь напоминал заброшенный город. Амбар и хижины стояли пустые, окна были выбиты, и наши голоса глухо звучали в безветренном лесу. Чем ближе мы подходили к реке, тем тревожнее мне становилось, сердце билось все сильнее, в груди что-то сжималось. Сказав, что лес и тишина пугают меня, я уговорила его уехать.
Во время работы с психологом несколько лет спустя я вспоминала проведенное там время, рассказывала о членах коммуны, о брате и матери, как мы купались в реке и жгли по ночам костры. Но мне никак не удавалось вспомнить, какое именно событие вызвало у меня первый приступ клаустрофобии, и долгие часы гипноза не помогли прояснить ситуацию. Я помнила только, что меня смущали некоторые вещи, которые делали взрослые, и мне не нравился Аарон – тот юноша, с которым я познакомилась в первый день, и его младший брат Джозеф. Иногда казалось, что в моей памяти есть
